Не придуманные истории Наркоманов — История Станислава

narcolikvidator istorii narkomanov stanislav 300x225 Не придуманные истории Наркоманов    История  Станислава«СТАРОМУ ПРИШЕЛ КОНЕЦ»

История Станислава, Жанны Леонидовны и Леонида Абрамовича

«Я ХОЧУ ПОСТРОИТЬ ПРОЧНОЕ ЗДАНИЕ СВОЕЙ ЖИЗНИ»

Станислав

 В детстве меня воспитывали дедушка и бабушка. Мама и папа учились в Киеве. Потом они разошлись: отец пил, и его присутствие в семье становилось все более формальным. Мама старалась заменить мне и отца, и «мужское воспитание». Она была строга, требовательна, старалась на папином примере привить отвращение к пьянству, говорила: «Тебе нельзя пить. У тебя дурная наследственность!» Если я что-то делал не так, она часто сравнивала меня с отцом.

Моя жизнь состояла из контрастов: мама воспитывала, а дедушка и бабушка — баловали. В школьные годы я воспринимал маму как тирана: она была директивна, всегда проверяла уроки, требовала, чтобы я занимался спортом, контролировала все мои передвижения. Она всегда держалась со мной строго: я знал, что ее не удастся использовать — где сядешь, там и слезешь. И я при любой возможности старался поехать к дедушке: они с бабушкой тоже требовали отчет о каждом шаге (где я, с кем, что делаю), но при этом старались выполнять все мои прихоти.

Если в десять лет контроль еще не очень раздражал, в четырнадцать мне захотелось самостоятельности. Меня тянуло гулять с друзьями, ходить на дискотеки, но, если я задерживался на пять минут позднее установленного времени, меня начинали разыскивать. Каждое утро я должен был подробно информировать старших, чем собираюсь заниматься днем. Мне это не нравилось, и стремление к свободе и самостоятельности стало ассоциироваться с выходом из-под родительского контроля и нарушением запретов.

Все началось с курения. Курил я не ради удовольствия — этот процесс мне вообще не нравился — а ради самого действия: я делаю то, чего делать нельзя. Потом стал выпивать: в компании, к которой меня тянуло, это считалось в порядке вещей. А в техникуме впервые попробовал «травку». Тоже за компанию — для меня вообще было важно принадлежать к какой-то группе. Однажды, когда отменили занятие по физкультуре, кто-то сказал, что у него есть «план». Те, кто не хотел курить, разъехались по домам, а я предпочел остаться. «Трава» мне не нравилась, как и сигареты, и  долгое время я курил ее только за компанию, сначала — в техникуме, потом — на рынке.

Я зачастил туда, когда увлекся компьютером: сначала покупал диски, потом мне предложили подработать, продавая программное обеспечение. В компьютерном клубе «план» тоже был в чести, и я стал курить его везде — это был своеобразный «пропуск» в компанию и неизменный атрибут общения. Вскоре курение вошло в привычку, но о том, что такое «система», я не задумывался: столько людей курят, и, вроде, ничего. Я не считал это опасным: «трава» — не наркотик. Я сам не заметил, как втянулся: через два года выкуривал уже по пять-семь «косяков» в день, не осознавая, что во мне не остается места обычным удовольствиям и радостям, нормальным человеческим чувствам. Уже не общение, а «план» находился в центре моего внимания, вокруг него все вертелось, но я не хотел этого видеть. Я обманывал себя, что, куря, я не становлюсь наркоманом, а наоборот «поднимаюсь» и делаюсь «круче».

Я читал книги Хуана Карлоса Кастанеды. Там описывались опыты по изменению сознания, и мне казалось, что я тоже участвую в интересных экспериментах. Когда родные нашли у меня «траву», с ними случилась истерика (они всегда этого страшно боялись, даже когда я еще ничего не пробовал, постоянно расспрашивали на эту тему). Я объяснял им, что это не страшно, а вполне безобидно, что на «план» нельзя присесть. Хотя сам уже давно сидел на нем, и дозы увеличивал потому, что перестал чувствовать удовольствие.

Наступил момент, когда я бросил его курить, потому что не видел в этом смысла, и сразу почувствовал какую-то пустоту, вакуум, требовавший заполнения. Тогда я решил попробовать «винт». Еще у одного «писателя» — Ширянова — прочел, что «винт» можно пить, а не колоть, и это запало в душу. Вообще, все «кастанедовцы» и «астральщики» рано или поздно переходили в ряды «винтовых»: все эти «глюки» и выходы в «астрал», сколько я наблюдал, неизменно приводили к «винту» или другому психотропному наркотику.

«Винт» давал мне то, что я хотел — резко менял сознание: после приема наступал прилив сил, появлялась бешеная работоспособность и уверенность в себе. Но главное — он «материализовывал» кастанедовские образы, рождал смелые фантазии, «смысловые заморочки». Уколовшись, я мог фантазировать, например, о происхождении людей на земле, причем мне казалось, что я делаю настоящие научные открытия.

Теперь я понимаю, что у меня уже тогда «начала ехать крыша», хотя в то время я ничего не мог осознавать: перевозбуждение от наркотика заставляло непрерывно двигаться, выполнять какие-нибудь действия (все равно — какие), внимание сосредоточивалось непосредственно на ближайшем окружении — на вещах, которые попадались на глаза. Я был в восторге от захватывающих впечатлений. Меня уже не интересовали люди, товарищи, компании — мне было хорошо в компании «винта» и «глюков», которые появлялись с ним. Я потерял всякий интерес к бытовым заботам и даже к самым близким людям. Круг общения сводился к варщикам «винта», круг интересов — к наркотику и деньгам, на которые его можно купить.

Теперь, когда я это вспоминаю, я понимаю, что «винт» с первого приема изменил мое сознание, способ мышления, взгляды на жизнь. Под действием этого психотропного наркотика человек не осознает, что с ним происходит, но все, что в нем есть — все черты характера — усиливаются до крайности. Вместо упорядоченных мыслей появляется поток бессвязных образов, вместо реальной картины мира — череда «озарений». Когда ты входишь в «винтовой марафон», несколько дней не ешь и не спишь, находишься в беспрерывном движении, пока не израсходуются все силы, вся энергия. Потом несколько суток отсыпаешься и ешь: копишь силы для нового длительного «забега». Сколько может продлиться такая жизнь? Нетрудно догадаться, что недолго. Но никто из начинающих об этом не думает: им объясняют, что «винт» даже полезен, потому что в нем содержится фосфор, который «улучшает работу мозга».

Правда, в мире «винтовых» наркоманов есть и свои страшилки. Не каждый рискнет стать «варщиком» — человеком, который научился получать первитин, соединяя разные компоненты, которые вступают в химическую реакцию. Бытует мнение, что варщиком быть опасно. Не зря этих людей обычно содержат, кормят и обеспечивают всем необходимым, лишь бы они продолжали делать свое дело. Иногда я смотрел на них, и не мог представить, сколько им лет: двадцать, сорок, восемьдесят? Они все время выглядели по-разному. Помню, меня занимал вопрос, спят ли они вообще?

У варщиков не было необходимости добывать деньги на наркотики. Им всегда давали долю от «сваренного». И они уходили в это с головой. Наркотик для них всегда был доступен, и последствия этого были плачевны: рано или поздно они совсем выключались из жизни, сосредоточившись на варках — неделями не выходили из квартиры, и каждое утро начиналось с укола — дозы, без которой они вообще теряли способность шевелиться.

Многие опасались втягиваться в этот процесс, а я не боялся. Я хотел научиться варить «винт», чтобы не зависеть ни от кого. Я не считал себя наркоманом, представляя, что участвую в грандиозных экспериментах по изменению сознания, которые описывал Кастанеда. У меня уже началась паранойя, но я не связывал свои страхи с действием «винта». Просто я начал ходить, оглядываясь, потому что мне мерещилась слежка.

Эта мания преследования настигает каждого «винтового»: под действием наркотика всплывают подсознательные страхи. Все рано или поздно начинают «чувствовать», что им угрожает опасность. Различия — только в ее источниках. Если кто-то боится милиции, ему начинает казаться, что его «преследуют менты», те, кто не умеет плавать, боятся даже подойти к воде, тем, кто верит в потусторонний мир, мерещатся бесы. Я знал варщиков, которые обрывали в квартире обои, чтобы найти спрятанные милиционерами подслушивающие устройства. Кажется, что все окружающие относятся к тебе недоброжелательно, лелеют тайный злой умысел. Я подозревал в этом даже маму — мне все время казалось, что она что-то замышляет. Было время, когда варщики казались мне бесами, и я ходил в церковь, ставил свечи, чтобы защититься от нечистой силы.

Говорят, что, употребляя «ширку», еще можно что-то осознавать, понимать, что ты — наркоман, что тебе плохо без наркотиков. Опасность «винта» в том, что человек (особенно — начитавшийся Кастанеды и другой подобной литературы) не осознает себя наркоманом, воспринимает происходящее как некий психоделический опыт, который в любой момент можно прервать. Я тоже был уверен, что запросто перестану принимать «винт», как только захочу, хотя моим максимальным достижением был двухнедельный перерыв после того, как меня вконец замучили страхи. Я никогда не понимал, как это люди не могут бросить курить. Казалось бы — чего проще: не хочешь — не кури, но бросить «винт» я почему-то не мог.

У варщиков есть выражение — «жить в кристалле», оно странным образом уживается с верой, что зависимости от «винта» нет, хотя они знают, что наступает момент, когда ничего нельзя делать без «винта»: даже для того, чтобы умыться, надо сначала уколоться. Все равно это система. Отсыпание, отдых — только фаза «винтового марафона». А активная жизнедеятельность становится возможной только после укола.

Иногда я проводил без «винта» целую неделю, но все время курил «план» и думал только о том, что в такой-то день снова уколюсь. Я перестал переживать какие-либо чувства, я даже не испытывал потребности их переживать, хотя сам себе казался добрым и заботливым. Если бы меня спросили, люблю ли я маму, я ответил бы, что, конечно, люблю. На самом деле она, как и все остальные люди, стала мне глубоко безразличной. Я научился варить «винт», и брал за свое «искусство» дозой, а все остальное меня не интересовало. Не знаю, сколько мне удалось бы протянуть на этом, но близкие решили круто изменить положение вещей.

Однажды, во время «отсыпания», я открыл глаза и увидел у своей кровати четырех незнакомцев. Один предъявил удостоверение работника милиции и сказал, что я должен поехать с ними, потому что один человек, для которого я варил наркотик, умер после приема. Позже оказалось, что это были знакомые, которых мои родные попросили помочь доставить меня в «лечебное учреждение закрытого типа». Когда я спохватился, было поздно: меня «закрыли», а родственники даже не приходили навещать. Я ел только то, что давали всем больным, то есть почти ничего, и не уставал возмущаться, что родные даже не считают нужным меня кормить.

Сначала я пугал врачей тем, что у них «будут проблемы», потому что я нахожусь здесь не по собственной воле. Потом поутих, потому что мои угрозы ни на кого не действовали. Лежал, как овощ: ничего не делая и мечтая вырваться отсюда любым способом. Пришли мама с бабушкой, странно выразились, что хотят на меня «посмотреть». Я сказал им все, что о них думаю, в связи с моим нахождением в психушке, но они никак не отреагировали. В следующий раз вместо них пришел незнакомый мужчина, который представился как Анатолий Викторович, знакомый дедушки. Он принес какие-то самые простые продукты, спросил, что я хочу передать маме. Мама с бабушкой приходили еще раз и настаивали, чтобы я шел лечиться от наркомании в реабилитационный центр «Выбор». Лечиться я не хотел и вообще не считал нужным, но, чтобы выйти из больницы, я готов был согласиться на что угодно.

В «Выборе» я стал рассказывать Леониду Александровичу о Кастанеде, о своей «безграничной свободе», но его это не впечатлило. Он сказал, что если я считаю себя свободным человеком, я неадекватен, и меня, очевидно, рано выпустили из больницы. От обиды я даже заплакал и ушел во двор. Я считал себя очень умным «психологом», а на меня смотрели, как на дурачка и клоуна. Я вернулся в кабинет и стал говорить, что позаимствовал свой стиль жизни из книг. Леонид Александрович ответил, что, если у меня хватило ума это осознать, возможно, я просто запутался, и мне можно помочь. Меня приняли с испытательным сроком.

Поначалу я не доверял доктору Сауте. По своей привычке видеть вокруг «врагов», «преследователей» и «заговоры», я решил, что имею дело с очень крутыми аферистами, которые зачем-то взялись морочить мне голову. В том, что Леонид Александрович — «крутой» аферист, я не сомневался: я сразу разглядел в нем психолога высокого класса и понял, что играть с ним, обманывать его — бессмысленно. Поэтому я старался вести себя осторожно, чтобы не «напороть боков». Мне очень не хотелось возвращаться в «лечебное учреждение», из которого я недавно вышел, а мама и дедушка твердо заявили, что я буду лежать там, пока не возьмусь за ум. Я видел, что они не шутят, и старался закрепиться в Центре, тем более что после предыдущего «места обитания» он казался чуть ли не земным раем. Слава Богу, мои «мозги» начали отходить от действия «винта», и я сообразил, что здесь мне не желают зла.

Замечательно было то, что никто не был ко мне враждебно настроен. Доверяли деньги, разрешали выходить в магазин за продуктами. Они адекватно реагировали на мои действия: за хорошее — хвалили, за плохое — немедленно высказывали все, что думают. Я видел: что сделаю, то и получу. Каждый день меня воспитывали на групповых занятиях целой командой. Если я не застилал постель — это могло стать темой глобального разбора. Я сердился на них, но они поворачивали ситуацию так, что я понимал: я сержусь на самого себя.

С утра до вечера ум был заполнен мыслями до предела, дня не хватало, чтобы осмыслить все происшедшее. Получалось, что каждый день мне объясняют какую-то мою ошибку, развеивают заблуждение. Они словно вынимали кирпичик из возведенного мной здания, рассматривали его и объясняли, почему он непрочен, и как его заменить. И с каждым днем в моем «здании» появлялось все больше новых «кирпичей», ежедневно приходило осознание чего-то нового, какое-то новое достижение.

Они подвигали меня к осознанию того, что наркотики — это не столько образ жизни, сколько способ самоубийства, помогали понять, что значит — реально смотреть на вещи. Они словно изучали меня, проверяли реакции, и, увидев, что задевает меня за живое, тут же принимались над этим «работать». Я понял, что мой образ жизни складывался из этих отдельных «кирпичиков», и все они требовали замены. Это был длительный процесс, но пока он продолжался, я успел понять очень много нового, и у каждого человека я брал что-то для себя, учился чему-то, что могло мне пригодиться.

Я благодарен им всем: Анатолию Викторовичу — за пример человечности и доброты, за то, что он верил в меня, хотя это было очень трудно, Виталию — за отзывчивость, Ростиславу — за искренность, Карине — за настойчивость и умение смотреть в корень вещей, Максиму — за то, что помог понять, кем я был на самом деле, Алексею — за то, что научил меня быть терпимее и сдержаннее, Тарасу — за науку: «Если хочешь изменить мир к лучшему, начни с себя!» И, конечно, я понимаю, как много сделал для меня Леонид Александрович, как я обязан ему за его профессионализм, принципиальность и терпение, с каким он учил меня жить, расти как личность, за то, что объяснил мне, что это значит — «сделать выбор». Благодаря ему, я понял, что если хочу жить с людьми, я и сам должен вести себя по-человечески, а если я выберу наркотики — я должен буду отказаться от родных, семьи, карьеры, и вообще — от достойной жизни. На двух стульях не усидеть, нельзя быть одновременно наркоманом и человеком.

В «Выборе» я начал получать драгоценный опыт реальной жизни, в которой каждый человек должен заниматься полезным делом, строить отношения с людьми на принципах уважения, честности и искренности. Наверное, для меня эта работа еще не закончилась. По крайней мере, я понимаю, что любая работа над собой приносит плоды тогда, когда человек не останавливается на достигнутом. Я понимаю, что должен заменить еще много «кирпичей», но стоит потратить на это время, чтобы здание жизни получилось прочным.

Я работаю в «Выборе» уже пять лет. Начинал разнорабочим на строительстве нового здания для Центра. После, когда появилась необходимость, стал развивать в организации направление информационных технологий: создал сайт центра, IT-инфраструктуру. Постепенно мне стали доверять все более ответственные участки работы. За это время я окончил Киевский университет информационно-коммуникационных технологий и получил диплом бакалавра в области компьютерной инженерии. Сейчас учусь в магистратуре.

Вспоминаю, каким попал в Центр — два метра роста и 69 килограммов веса, ни подтянуться, ни отжаться. А сейчас вешу почти сто, причем за счет мускулов, принимаю участие в соревнованиях по пауэрлифтингу и дзюдо. Бегаю, бывает, по 30 километров. Конечно, за этим стоят упорные тренировки, постоянное преодоление самого себя. При Центре организованы спортивные секции для молодежи района, и я провожу тренировки. На своем примере стараюсь продемонстрировать преимущества здорового образа жизни и привить детям позитивные жизненные установки: в спорте, учебе, жизни в целом. Мы учимся друг у друга.

Это очень большая удача, что я встретил на своем пути Леонида Александровича. Я многому у него учусь. Без преувеличения, благодаря ему я тот, кто я есть. Безусловно, в моей судьбе сыграли роль еще многие люди, но без этого Человека, мое становление было бы невозможно.

Сегодня я по-новому строю отношения с людьми. Они сильно отличаются от тех, которые у меня были прежде. Отличаются потому, что я многое изменил в своей жизни: стал больше понимать себя и окружающих, появились новые интересы, стремление развиваться…

Один близкий мне человек, прочтя мою историю в прошлом издании книги, сказал: «Это было не с тобой». И это не единичный случай. Люди меняются. Все мы, герои этой книги — тому пример. Вопрос в понимании человека и мотивации прилагать усилия. Много усилий.

 

Обсудить на форуме

Похожие Материалы:

  1. Не придуманные истории Наркоманов — История Виталия
  2. Не придуманные истории Наркоманов — История Олега
  3. Не придуманные истории Наркоманов — История Владимира
  4. Не придуманные истории Наркоманов — История Юлии
  5. Не придуманные истории Наркоманов — История Елены Константиновны

Tags: , , ,

 

Оставить отзыв





 

 
Яндекс.Метрика