Не придуманные истории Наркоманов — История Александры Владимировны

Статьи — ноября 6, 2011 at 21:05

«БЫТЬ, А НЕ КАЗАТЬСЯ»

Александра Владимировна

Сегодня, когда совершенно неожиданно вдруг нахлынут на меня воспоминания о декабре 2006 года, меня пронизывает леденящее чувство страха, и я буквально за две-три минуты снова проживаю страшные события тех полутора зимних месяцев. И никому, даже злейшему врагу, я не пожелала бы почувствовать хоть на мгновение этот ужас…

В конце 2006 года мы узнали, что наш сын принимает наркотики. Для любой семьи это очень серьезное испытание, и даже для меня, более восьми лет занимающейся проблемой наркомании в сотрудничестве со многими общественными организациями, известие было подобно удару молнии — я испытала шок. Но только благодаря тому, что я была знакома с проблемой, я совершенно точно знала, что нужно делать. Несколько лет я помогала становлению Центра «Выбор», поэтому понимала, что необходимо действовать немедленно и жестко.

Ко мне пришло осознание, что Господь послал мне это испытание, чтобы я пропустила через себя, через свое сердце, всю боль и отчаяние, которые чувствуют близкие детей, попавших в беду. Сейчас я думаю: может, это случилось потому, что я только поддерживала общественное движение родителей, но оно не стало делом моей жизни? И я хочу словами, идущими из глубины моего материнского сердца, рассказать другим мамам, что пережила наша семья и как мы победили в борьбе за жизнь сына.

Несмотря на определенные знания и опыт, мы ничем не отличалась от других родителей, и я долго не замечала того, что, оказывается, было очевидным для окружающих. Сегодня я абсолютно убеждена, что родители не хотят видеть, не хотят верить тому, что их сын или дочь принимает наркотики. Каждый из нас говорит себе: «Нет, с моим ребенком этого быть не может».

Муж несколько раз обращал мое внимание на неадекватное поведение сына, я и сама улавливала «тревожные сигналы» (например, Никита начал неуважительно говорить об учителях и одноклассниках), но, как и все мамы на свете, я предпочитала думать, что в большинстве своем замечания мужа — просто отцовские придирки, ведь невозможно, чтобы мой сын принимал наркотики! Я ведь не видела ни следов уколов на руках, ни других явных признаков страшной действительности. Теперь я поняла, что просто боялась правды: слишком страшно было представить себе, что мой сын — наркоман.

Когда я наконец-то приняла эту данность, во мне поселилась дикая, разрывающая боль: «Почему? Почему это случилось со мной?» Себя становится в этот момент жальче, чем кого бы то ни было. И самое опасное — то, что всеми дальнейшими действиями женщины руководит выбор: жалеть себя или спасать жизнь своего ребенка.

Я думаю, нам помогло только то, что мы действовали очень быстро и очень слаженно. И я, и мой муж, и наш старший сын, сразу решили: виноватых нет, мы не будем копаться в прошлом, потому что виновны все в равной мере. Мы договорились, что мы боремся за жизнь младшего, и в этой борьбе мы столь сплочены и едины, что между нами не проскользнет и уж. Мы не позволим ни разъединить нас, ни манипулировать нами, мы будем действовать сообща, чтобы вернуть к жизни нашего ребенка.

Потому что теперь я знаю абсолютно точно: наркомания — не болезнь, это просто зеркальное отражение нездоровых отношений в семье — ничего более. Когда в семье пропадает уважение, доверие, любовь, когда в ней поселяется ложь, когда супруги говорят не то, что думают, а делают не то, что говорят, тогда в семье может произойти любое горе. Формы могут быть разными — алкоголизм, бездушие, неискренность, но всегда происходит так, что именно утратившие человечность отношения между родителями создают благоприятную почву для наркомании. И потому обращаюсь ко всем, кто сейчас читает эту книгу: пока вы ходите к наркологам, гадалкам, знахаркам или кому-нибудь еще, к кому гонит вас страх и отчаяние, пока не осознали, что нужно изменить себя и свою семью, вы ничем не поможете своему ребенку.

Конечно же, это самое трудное. Некоторые мамы, которые приходят ко мне за помощью, услышав, что нужно изменить, прежде всего, себя, смотрят на меня, как на сумасшедшую, и ничего не хотят менять. Мы никому не отказываем в помощи, мы знаем, что каждому нужно сделать, но немногие люди согласны начинать с себя. Мало того, дети очень быстро улавливают, что в семье нет взаимопонимания и единства, что можно манипулировать родителями, и очень умело это используют. Искусно углубляя противоречия, разрушая семью, извлекают из конфликта свои «дивиденды» — деньги, подарки, поддержку.

Я благодарна Богу за то, что я, муж, мой старший сын — все мы поддерживали друг друга. Мы точно знали, что нужно делать: срочно ехать в Центр и выполнять все, что там скажут. Тогда — все вместе — мы победим.

Мы собрались в нашем доме, чтобы поговорить с Никитой. Во время этого очень тяжелого разговора мы дали ему понять, что отнекиваться бесполезно, с этого момента никто не поверит его уверениям. Перед этим в течение суток мы отрезали практически все пути: спрятали и продали машину, изъяли все деньги, и он осознал, что находится «под колпаком». И когда спокойно и твердо (ведь когда решение принято, колебаний уже не испытываешь) мы поставили ультиматум: «Либо ты делаешь то, что говорит семья, либо тебя для нас просто не существует», — он согласился идти на реабилитацию.

Но проблема была не только в младшем сыне, основная проблема заключалась в нас. Что делать Никите — это знали в Центре, а вот тому, что должны делать мы, нам следовало еще научиться, и мы были только в самом начале очень трудного пути. Тогда еще никто не знал, какие трудности у нас впереди.

Прежде, чем везти Никиту в Центр, мы должны были «отрезвить» его. Но на третий день «промывки» у сына начался рецидив. И тут я дала слабину! До Нового Года оставалось всего пара дней, и я решила, что сын встретит Новый Год вместе с нами, а 1 января мы поедем в Центр. Опять-таки, я исходила из собственных желаний и интересов, а не из интересов ребенка. Расплата не заставила ждать: наш сын превратился в зверя, которого мы не знали. В конце концов, мы с мужем были вынуждены его связать.

Я позвонила Леониду Александровичу и спросила: «Что делать? Держать его связанным, или вызвать психиатрическую скорую помощь?» Он ответил: «Связанный ребенок в доме — это насилие над личностью. А если он попадет в психбольницу, у него будет возможность увидеть реальную ситуацию». И вот я сама вызвала бригаду, которая вывела из нашего дома обколотого успокоительным сына.

Мне казалось, что я умираю. Упав на колени, я пятьдесят раз повторила 90-й Псалом, который верующие, обращаясь к Богу, читают в самых трудных обстоятельствах. Мне казалось, что каждое слово проходит через мое сердце, и я верила, что крик о помощи, заключенный в строках молитвы, защитит того, кого я люблю больше всего на свете.

На следующий день мне позвонили из отделения, и сказали, что сын просит принести покушать, но я ответила, что он будет есть то же, что и другие наркоманы, мы к нему не придем. Приехали мы лишь 1 января. Нам вывели обколотое нейролептиками чудовище. Это был абсолютно неадекватный человек, который вообще не понимал, что происходит вокруг. По всем правилам, его не должны были принять в Центр в таком состоянии. Но Леонид Александрович понял, что наркологи, обколов Никиту, именно этого и добивались. Они сделали все, чтобы я через некоторое время вернулась в клинику, и они дальше могли «доить» меня, а потом — просто посоветовать заказать сыну гроб, что, в принципе, часто и происходит. И я бесконечно благодарна Леониду Александровичу, Карине, Максиму за то, что они оставили нашего сына в Центре.

Дальше началась работа. Я сознательно говорю «работа», потому что после двадцати пяти совместно прожитых лет, прохладных отношений и, казалось бы, полностью утраченной духовной связи, мы начали яростно бороться — бороться за нашу семью. Мы осознали, что если сейчас не переступим через старые обиды, надуманные сложности, собственные амбиции, нашему сыну просто некуда будет возвращаться. Мы поверили, что помощь существует и заключена она в нас.

Каждую среду мы ходили на родительские группы в Киеве, каждую субботу ездили в Полтаву, проезжая в день по 800 километров. Для нас стало жизненной необходимостью общение, подпитка, осознание своей миссии в этой жизни — именно это помогало исправить те ошибки, которые мы совершили.

Работа над ошибками очень трудна. Для меня, известного человека, казалось немыслимо сложным, невозможным прийти на родительскую группу в Киеве, где меня все знают. И здесь надо было сделать выбор, кого больше любить: себя или гибнущего ребенка.

Не обращая внимания на сплетни, абсолютно сознательно, с открытым забралом, мы с мужем пошли на собрание группы ради сына. Мы подумали и поняли, что это не позор — открыто выносить на обсуждение семейные проблемы. Позор — ничего не делать для спасения своего ребенка. Представьте, что ваш ребенок ранен, и, чтобы у него не было гангрены, надо отрезать палец. Вот так — своими руками — взять и отрезать! Это страшно, и для этого надо очень любить своего ребенка — чтобы не рыдать над ним, позволяя ему умирать, а переступить через свой страх и сделать то, что необходимо! Когда в семье случается такая беда, стремление бороться за счастье детей должно вызывать лишь величайшее уважение.

Мы говорили обо всем, мы каждый момент непонимания выносили на всеобщее обсуждение. Это было безумно трудно — настоящий душевный «стриптиз». Но именно это дало нам возможность меняться, делать шаги навстречу друг другу, выстраивать основы нашей обновленной семьи. И я очень благодарна за это мужу, потому что и ему пришлось ломать себя не легче, а может, и сложнее, чем мне.

Самым важным для меня было научиться оставлять близких в покое, перестать ими командовать и заставлять жить так, как я этого хочу. Я поняла, что мы «тянем» родных на себе, потому что нам нравится «тянуть»! Мы делаем то, чего сами хотим, и считаем, что наши близкие нам за это что-то должны! Это надо было осознать — и изжить.

Я увидела, что мой старший сын счастлив произошедшими во мне переменами, ведь беда всех мам в том, что мы не хотим видеть в своих сыновьях взрослых мужчин, не хотим вернуть им ту меру ответственности, которую они должны нести за себя.

Раньше я думала, что долг родителей — воспитать ребенка и привести его к Богу, на занятиях поняла, что самое сложное — отпустить ребенка в самостоятельную жизнь, понять и принять, что теперь это его жизнь.

Первые недели в Центре были очень сложными не только для Никиты, но и для нас. Наш сын начал очищаться от «ила», налипшего к нему за долгие годы. Нужно было, чтобы капля за каплей, его тело и душу покинуло то чудовище, которое мы все туда впустили. Очищалась и наша семья: когда мы проговаривали свои проблемы — они как будто «отшелушивались», отношения между нами становились все более крепкими и открытыми.

Сначала было безумно сложно, безумно тяжело убедить сына в том, что теперь мы едины и дружны, что манипулировать нами ему больше не удастся, «разводить» маму против папы бесполезно и наркомана в нашем доме мы не потерпим.

Запомните: если у вас в душе нет убежденности и веры, дети обязательно это почувствуют и неизбежно вернутся к прежней жизни. Первая проверка у нас была через полгода, когда сын приехал на сессию, а муж забеспокоился и сказал, что ему не нравится нервное поведение ребенка. Мы оказались перед выбором: оставить Никиту в Киеве или везти в Центр. Я заколебалась, ведь сыну нужно было сдавать экзамены. Муж проявил твердость, поставив вопрос очень жестоко: «Что тебе важнее, живой и счастливый ребенок или он же — с высшим образованием, но в гробу?» Я ответила: «Ты прав». Мы опять были едины и действовали слаженно.

Через некоторое время из Центра раздался звонок. Нам сказали, что Никита собирается уйти. Он считает, что уже вылечился, и помощь ему больше не нужна. Я сто раз слышала об этом, тысячу раз знала, что такой этап — неизбежен, но все равно не была к нему готова: стало безумно страшно, у меня от отчаяния тряслись руки, ведь я понимала, к чему это может привести. Но наша позиция осталась твердой и жесткой. Получив ответ от отца, сын позвонил мне. Я сказала: «Никита, ты можешь уйти из Центра, но к нам не приходи». Сын остался в Центре.

Потом, рассказывая об этой ситуации на группе, Никита сказал, что в тот момент совершенно четко осознал, что мама так и поступит, что другого пути не будет. Этот момент был переломным, это было нашей первой победой, но путь к ней был невероятно труден для всех. Многие родители оказываются неготовыми именно к такому критическому перелому, и когда наступает время проявить твердость, становятся беспомощными.

Не могу сказать, что сейчас у нас легкий период. Никита вернулся, начал работать, мы стали по-новому строить семью. Все освоенные в Центре теории надо применять на практике ежедневно, а на этом многие «ломаются». Строительство новых отношений — это постоянный труд, и порой каждый день приходится начинать сначала. Это безумно тяжело, это кропотливая работа, здесь нет ни победителей, ни побежденных. Здесь важно помнить, что в основе всего должна лежать любовь, она — главное, а обиды и непонимание — то, что проходит. Надо открыто говорить о том, что ты чего-то не понимаешь или у тебя что-то не получается. Это бывает самым трудным — честно поговорить друг с другом, но это единственный способ наладить отношения. Главное — мы поверили, что все зависит лишь от нас самих. И мы уже получили первые плоды: сейчас я отношусь к Никите не как к бывшему наркоману, а как к человеку, я не живу со страхом в душе, я знаю, что надо делать.

Я думаю, нам очень помогло то, что мы активно обсуждали на группах свои поступки, ошибки и заблуждения. Я знаю многих родителей, которые и через три года после прихода в Центр все еще не решаются сказать друг другу самого больного — и самого важного. Потому их отношения часто буксуют, стоят на месте и мешают успешному преодолению зависимости у детей. Как больно слушать, когда мама говорит: «Я его люблю!» — и при этом позволяет сыну буквально рыть себе яму! Как больно видеть, когда родители оказываются неспособными преодолеть свои косные убеждения, образ жизни, усталость, а порой даже привычки!

Я думаю, что настоящая любовь всегда перевешивает жалость к себе, помогает преодолеть все. Надо не жалеть себя, не обвинять других, а делать, меняться. Любить — это значит работать! Ради любви можно пройти все! Но любовь должна быть не эгоистической, а на основе уважения. А для этого надо и себя научиться любить и уважать. Тогда и любовь к другому будет преломляться через призму уважения…

Чем мы могли поддержать своего сына, который пришел в Центр, чтобы измениться? Только тем, что стали меняться вместе с ним. И мы учились вести себя иначе: помогать, подбадривать, когда сын нуждается в поддержке, но и не перехваливать, стараясь различать разницу между «хорошими» поступками трехлетнего ребенка и хорошими поступками взрослого человека. Нельзя снова скатываться к чрезмерной опеке, хвалить мужчину за то, что он ведет себя по-мужски, делая то, что должен делать. Это достойно одобрения и благодарности, но не преклонения.

Мы поняли, как заблуждаются родители, говорящие, что они воспитывали детей одинаково, но дети выросли разными: один — взрослый ответственный человек, другой — наркоман. Так не бывает, чтобы воспитывали одинаково, а получили такие разные результаты. Это было и у нас: старший сын рос в бедности, и все трудности мы переживали вместе с ним. Мы позволяли ему взрослеть, и он очень быстро стал самостоятельным. С младшим все происходило иначе: были деньги, но не было времени заниматься ребенком. С утра до ночи я была на работе и не успевала просто присесть и поговорить с Никитой. И я успокаивала себя тем, что сын не голоден, хорошо одет, отдыхает на хороших курортах. Мы просто откупались от него, компенсируя подарками недостаток родительского внимания. Помню, даже старший сын тогда говорил мне: «Что ты делаешь? Вспомни, как вы воспитывали меня!» И он был совершенно прав. Но мы делали совсем не то, что нужно, и при этом считали родительский долг исполненным.

«Быть, а не казаться» — это были первые слова, которые я вынесла из работы в группе. Я сказала: «О, Боже, я поняла, как это важно. Потому что принять Решение и совершить Поступок — гораздо труднее, чем убедить себя, в том, что ты делаешь все возможное для преодоления собственного бессилия и неуверенности».

Если у вас случилась беда, и вы не знаете, что делать — прочтите эту книгу и знайте, что никто не сможет изменить вас, кроме вас самих, вы должны осознанно сделать свой выбор. И главное, знайте, что на этом трудном пути преодоления вы не одиноки.

Есть такая притча: человек взывает к Богу и просит не оставлять его. Господь отвечает: «Я всегда с тобой. Посмотри, видишь — всюду, где ты шел, рядом две цепочки следов: твои и Мои!» Вдруг человек замечает, что на каком-то отрезке пути одна цепочка обрывается: «А здесь, Господи? Здесь я шел один?» Ответ Бога: «Здесь я нес тебя на руках».

В жизни бывают моменты, когда только Бог может пронести человека над страшной опасностью. Но всегда, когда мы можем идти сами — мы должны делать самостоятельные шаги. Мы не одиноки на этом пути. И когда вы впервые станете на этот путь, мы будем рядом с вами — и Леонид Александрович Саута, и Карина Евсеевна, и наша киевская группа родителей во главе с Тамарой Ивановной, и группа ребят в Центре, мы всегда будем вместе с вами, поможем и поддержим в самую трудную минуту.

Обсудить на форуме

Не придуманные истории Наркоманов — История Александры Владимировны

Оставить отзыв