Не придуманные истории Наркоманов — История Дениса

Статьи — ноября 5, 2011 at 11:33

«ЖИЗНЬ ДОЛЖНА БЫТЬ ОСМЫСЛЕННОЙ!»

Денис

Первое, что я почувствовал, когда узнал, что Максим стал принимать наркотики, была паника. Несмотря на разницу в восемь лет, мы с братом жили в одной комнате, и я с ужасом заметил у него синяки на руках. Потом родители провели с ним «разъяснительную работу» (в которую я, как младший брат, не вмешивался), и я немного успокоился.

Но не надолго. Потому что очень скоро в семье начались скандалы. Инициировал их Максим. Я быстро начал понимать, что он нарочно сталкивает отца и мать в каких-то своих целях. Особенно агрессивным он был по отношению к отцу. Поэтому в тринадцать лет я стал заниматься тяжелой атлетикой — я готовился, если понадобится, защитить маму от Максима.

Помню, уже тогда меня возмущало, что со мной здороваются друзья Максима. Эти наркоманы вели себя так, будто я был им другом, протягивали руку для пожатия, называли «Денисочкой». Я давал им отпор, игнорировал (я вообще не считал их за людей), но они все равно старались подольститься, подружиться, войти в доверие, чтобы получить денег.

Еще меня очень злило, что родители постоянно возили Максима к врачу, который лечил его таблетками. Я по его лицу видел, что он — нехороший человек, видел, что своим «лечением» он только усугубляет ситуацию. Меня бесило, что он говорил: «Все будет хорошо», потому что я знал по опыту: через неделю после общения с ним Максим опустится еще ниже, было видно, что здесь добра не будет. Но мне было только шестнадцать лет, и я не мог ничего ему сказать.

Я видел, что родители постоянно совершают ошибки в отношении брата. Когда его положили в больницу «очищать кровь», он жаловался, что сестры якобы «плохо относятся», даже попить не дают. И вся семья переселилась в больницу — ухаживать за «больным» Максимом. С одной стороны, это казалось правильным, ведь он был невменяемым — какая-то агрессивная оболочка без мозгов. И я считал, что должен защищать от него маму, врачей и медсестер.

Еще меня очень раздражали девушки Максима. Особенно Оля. Я считал ее очень плохой девушкой. Она была для меня как гвоздь, который проколол колесо — смотришь на него и думаешь: вот, попался же на дороге! Она, наверное, чувствовала это и пыталась лебезить передо мной, но только внушала еще большее отвращение. Она напоминала мне куклу Барби со своими жеманными манерами и непонятными, какими-то детскими, недоразвитыми желаниями. Меня бесило, что Максим и родители часто шли у нее на поводу.

Сначала, когда я еще доверял брату, как родному человеку, я даже способствовал их встречам с Олей. Я не ждал от них подвоха. Когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, родители часто просили меня проследить, чтобы Максим не выходил из дома. Но он просился «погулять», говорил: надо встретиться. И я шел вместе с ним. Потом как-то увидел, что у его друга из кармана торчит шприц. Это было шоком. Ведь для меня наркотики были отравой, которая разъедает мозг, так что человек не думает, становится машиной. И чем больше я наблюдал за Максимом, тем меньше мне хотелось пробовать наркотики, алкоголь, даже сигареты. Максим будто поставил передо мной барьер: я не хотел быть похожим на него. Даже сейчас мне отвратительны люди, которые пьют на улице, пусть это только пиво. Особенно, когда пьют девушки. Для меня оскорбительно, если такие люди подходят ко мне, заговаривают, протягивают руку, будто считают меня человеком своего уровня. У меня есть трое друзей. Они не курят, не пьют и, конечно же, не принимают наркотики.

Но я отвлекся…

Когда родители стали выгонять Максима из дома, я не мог понять, почему он все время возвращается. Выгнали — значит выгнали! Пусть живет, где хочет! Но он шантажировал родителей: «Я повешусь!», «Я сделаю «золотой укол»!» Я даже спрашивал его: «Когда?». Настал момент, когда мне хотелось, чтоб его уже не было. Я надеялся, что брат умрет, иначе могло дойти до убийства, и я мог бы потерять и отца, и мать. В то время Максим сделался уже совсем чужим, и его судьба стала мне безразлична. Скандалы были повседневностью, и я перестал на них реагировать. Наоборот, удивлялся, если в доме было тихо.

Меня обижало и то, что Максим всегда получал больше внимания, подарков, поблажек, хотя совсем не заслуживал этого. Когда мне покупали вещь, я ценил это, старался ее беречь. Первым мобильным телефоном пользовался пять лет. Зато Максим менял их каждый месяц. И еще мне приходилось донашивать за ним вещи. Это было обидно, ведь донашивал я не за братом, а за чужим человеком. Я удивлялся: зачем родители покупали ему дорогие мобилки, делали бесконечные подарки? Потом понял: они хоть как-то старались его образумить. Я рос один: без брата и без родителей, которые все время носились с ним. А я свою злость и обиду направлял на учебу.

По-моему, родители не замечали, что не только с Максимом, но и со мной уже не все в порядке. Я жил в постоянной тревоге. В детстве у меня был очень крепкий сон. Но когда наркомания Максима достигла определенной стадии, я стал просыпаться по три-четыре раза за ночь и ходил смотреть на спящего брата и на родителей. Я проверял, все ли в порядке, не случилась ли у Максима передозировка, не убил ли он родителей, не впустил ли в квартиру чужих людей.

Наш семейный отдых неизменно превращался в пляски вокруг Максима. Когда все хотели идти на пляж, он хотел сидеть в номере, и все оставались в гостинице. Осенью в школе одноклассники делились впечатлениями от отдыха, а я мог рассказать только о том, как работал сторожем Максима.

То же было и дома. Я не гулял на улице, только в магазин выходил и сразу возвращался — стеречь брата. Я никогда не мог сосредоточиться на своем деле, все время следил за ситуацией в доме. Со временем я стал неврастеником, которого раздражало тиканье часов, приглушенные шумы. На уроках слушал вполуха и, как следствие, хуже запоминал и усваивал. Но мои мысли и в школе были постоянно заняты Максимом и ситуацией в семье.

Все мои дни были удручающе однообразны. Утром я чувствовал, что не хочу идти в школу, потому что не знаю, что случится дома в мое отсутствие. Я вставал, осматривал дом, родителей, вещи: все ли живы, все ли цело. Я никогда не отключал мобильный телефон — боялся, что понадоблюсь родителям, а они не смогут дозвониться. Раз по пять на дню звонил им, узнавал, все ли в порядке. Дома я убирал и готовил. И часто думал: когда это все уже кончится? Хоть бы денек отдохнуть от этого ужаса!

Иногда меня донимали в школе или на улице рассказами о подвигах Максима или вопросами о нем. Некоторым, по-моему, это доставляло удовольствие: рассказывать ужасы под видом сочувствия. И еще я чувствовал себя слишком взрослым. Даже учителя не знали о жизни того, что знал я. И мама говорила, что Максим — будто младший брат, а я старший, и на меня можно положиться. Но в тринадцать лет мне это было не нужно, мне было нужно совсем другое!

Мне было до отвращения смешно, когда в классе на занятиях по ОБЖД (обеспечению безопасности жизнедеятельности) нам рассказывали о наркомании. Это был набор глупостей вроде того, что наркотики — это «плохо», потому что от них можно сразу умереть… Я знал, что наркоманы живут дольше, но за счет своих близких. Когда я возражал лектору, надо мной смеялись: как ты можешь знать больше учителя?! А я знал! Знал гораздо больше, чем хотел.

Я радовался, когда слышал, что умер какой-нибудь наркоман. Иногда я видел на улице алкоголика или наркомана и думал: как хорошо будет, когда они все умрут! Останутся только нормальные люди, которые живут и работают! Я чувствовал, что очерствел, стал более грубым, менее чувствительным к боли. Если кто-то жаловался, это вызывало удивление: ну, порезал руку — перевяжи, что кричать об этом? Я перестал испытывать сочувствие к людям.

Не знаю, чем бы это закончилось, если бы родители не нашли Реабилитационный центр «Выбор». Помню, когда я в первый раз навестил здесь Максима, я впервые увидел его в нормальном человеческом состоянии. Он говорил, что работает на стройке, и показывал мозоли на руках.

Впрочем, первые два-три месяца я еще не считал его человеком. Память возвращала меня к недавнему прошлому, и я думал: ну вот он работает здесь, а что дальше?

В «Выборе» я стал заниматься в группах с ребятами. Там было интересно. Я люблю спорить, находить аргументы, и мне нравилось обсуждать со сверстниками разные проблемы. Иногда я с удивлением понимал, что ситуация, которая казалась мне простой и понятной, оборачивалась чем-то совсем другим. Я видел, что можно было поступить по-другому, и это было бы более правильно.

Удивительно, но я находил в этих беседах много важного для себя. Уже с первой группы понял, что прихожу сюда не ради Максима, а ради себя, потому что мне здесь интересно. Я искал ответы на вопросы, переоценивал ситуации и поступки.

Помню, на одном занятии обсуждали вопрос, может ли человек прожить без других людей. До этого я считал, что могу жить один хоть на необитаемом острове. Здесь понял, что оценить меня могут только другие люди. Потом была группа на тему: «Кто такой настоящий мужчина?» Раньше у меня был один ответ: это защитник семьи. В Центре я понял, что это более широкое понятие, оно включает в себя самостоятельность, ответственность, независимость. Сложно быть настоящим мужчиной, когда живешь под опекой родителей.

Тема свободы и самостоятельности была близка мне. Я привык делать все сам и не стремился к тому, чтобы мне помогали, давали что-то с барского плеча или решали мои проблемы. В школе я самостоятельно сдавал экзамены, и меня возмущало, когда родители помогали тем, кто ничего не хотел делать. Правда, я и сам помогал товарищам, когда они меня просили. Хотя иногда они требовали этого, как должного. В Центре я получил подтверждение мысли, которая уже приходила мне в голову: помогая тем, кто ничего не делает сам, мы плодим вокруг себя паразитов.

Были и вещи, которые меня задевали. Например, как-то Леонид Александрович сказал иронически: «У нас тут собрались, в основном, экономисты и банкиры!» Я возмутился: почему обо мне судят, как о других! Я, правда, выбрал экономический факультет, но почему все думают, что я не могу стать настоящим экономистом? У меня есть план: получить экономическое образование, чтобы создать собственное предприятие и заняться делом. У меня всегда был интерес к технике, особенно к самолетам и ракетам. К сожалению, сейчас это — в «загоне». Но ведь я могу стать лучшим экономистом и создать предприятие, которое будет производить очень хорошую технику! Я вообще всегда хотел быть лучшим. И всегда искал дружбы людей, у которых могу чему-нибудь научиться. Те, кто, выходя из института, думают, пойти ли на дискотеку или в ночной клуб, мне неинтересны.

В Центре я понял, что настоящая дружба — это когда люди взаимно обогащают друг друга, «тянут» вверх, воспитывают друг в друге хорошие, полезные качества.

Здесь особая культура общения. Элементарные вещи в отношениях людей друг с другом кардинально отличаются от того, что я видел раньше. Здесь настоящие мужские отношения. Мне нравится, что они строятся на искренности, взаимном уважении и взаимной ответственности. По-моему, так и должно быть среди людей.

Как ни странно, но, никогда не бывший наркоманом, я почувствовал себя в одной «упряжке» с другими ребятами: мы решаем одни и те же проблемы — проблемы отношений с людьми. Мы все здесь — ученики. Мы учимся жить, осмысливать и оценивать свои поступки, анализировать отношения с людьми. Мы учимся думать, понимать жизнь, понимать, какой она должна быть на самом деле. И главное, что я понял: она должна быть осмысленной!

Обсудить на форуме

Не придуманные истории Наркоманов — История Дениса

Оставить отзыв