Не придуманные истории Наркоманов — История Олега

Статьи — октября 20, 2011 at 11:22

«ЧТОБЫ ЖИТЬ — НАДО НАПРЯГАТЬСЯ»

История Олега

Курить «план» я научился в армии. Это было обычное дело. В ресторане, куда я устроился работать поваром после кулинарного техникума, «травку» курили все. Были и такие, которые «баловались» героином. Как-то предложили попробовать и мне. Я не видел смысла отказываться: другие пробуют, почему мне нельзя? Постепенно у нас образовалась «теплая» компания: мы вместе ходили на дискотеки, пили водку и коньяк, нюхали кокаин, принимали героин и амфетамин. Наркоманами себя, конечно, не считали, наркотики были составной частью «развлечений». Когда на развлечения уже не хватало средств, стали пускать деньги «мимо кассы». Это обнаружилось, и нас уволили. Здесь я впервые почувствовал беспокойство: не было денег на наркотики, и появился странный дискомфорт.

Новую работу я нашел через два месяца, и как только появились деньги, снова вернулся к старому образу жизни. Начал колоть героин: доза росла, и нюхание уже не удовлетворяло. Как я сейчас понимаю, наркотики давали мне ощущение полноценности: все хорошо, жизнь удалась. А без уколов я чувствовал какую-то ущербность. Думаю, она вырастала из чувства зависти: я хотел получать от жизни много, а лучше — все и сразу, и главное, чтобы при этом ничего не надо было делать. Созерцание ресторанной публики располагает к таким мечтам. Наркотики притупляли чувство зависти, создавали иллюзию счастья, позволяли забыть, что у других есть то, чего нет у меня.

Чтобы поддерживать эти ощущения, наркотиков со временем требовалось все больше. В моей жизни появилась «ширка». От эпизодических приемов я быстро пришел к системе. Наркотики заменили все. Я уже не мог ничего делать без укола. Приезжал на работу и ждал, когда доставят дозу, только потом начинал шевелиться. Конечно, мое состояние видели, но почему-то держали в ресторане. Может, хотели, при случае списать какую-нибудь недостачу (зачем еще нужен наркоман солидному заведению?)

Близкие тоже уже понимали, что со мной происходит. Они пытались поговорить по душам, но я уходил от таких разговоров. Я вообще перестал с ними общаться, заходил домой поспать, переодеться, «подпитаться» материально. Когда случились перебои с деньгами — я сдал в ломбард мамино золото. Родители его выкупили, а я снова сдал. Вскоре я стал постоянным клиентом ломбарда. О родителях не думал, мог взять деньги, отложенные на мамино лекарство, варил «ширку» дома, не задумываясь, что подставляю этим своих родных, ведь соседи все видят.

Я уже понял, как глубоко влез в наркотики. Из друзей остались одни наркоманы. Друг детства, живший по соседству, перестал даже останавливаться со мной при встрече: кивнет — и бежит дальше. А ведь это был мой единственный настоящий друг! Так мне было неприятно! Бывало, я плакал ночами, тщетно стараясь найти выход, и все же утром снова бежал на «точку». Пытался бросать наркотики, и даже делал месячные перерывы, и все это время страшно пил. В трезвом состоянии мог продержаться день-два, потом снова срывался.

Пытался сам себя запереть, нарочно ездил к деду в село. Но и там находил единственного на весь райцентр наркомана, и кончалось тем, что уезжал в Киев, прихватив дедову пенсию. Даже совесть почти не мучила: дед не пропадет: у него есть заначки, а мне плохо, значит, мне деньги нужнее. Это оправдание: «мне надо!» — срабатывало всегда.

Наступил момент, когда знакомые перестали одалживать деньги, ведь отдавать мне было нечем. Я стал ездить на поля, покупать мак по селам, сам варил и продавал «ширку». По дурости думал: продам и раскручусь. Доза у меня к тому времени была уже лошадиная: пятнадцать кубов в день «не перли». На меньшей дозе просто «кумарило». Я добавлял к «ширке» димедрол, сибазон и прочую дрянь. Спасало от истощения только то, что питался в ресторане. Поэтому и физиономия долгое время оставалась круглой, и милиция не трогала.

Ужас моего положения стал доходить до меня летом 2003 года, когда милиционеры взялись прочесывать поля так, что пробраться мимо них было почти невозможно. Я влез в долги, стал «кидать» и грабить барыг. За это могли и убить, но инстинкт самосохранения заглушался желанием колоться. Мама очень переживала, постоянно уговаривала лечиться, я отнекивался и грубил ей. А сам уже чувствовал — докатился: или посадят, или убьют за долги. По району передвигался перебежками, стараясь не попадаться знакомым на глаза.

Мама дала мне прочитать статью о Реабилитационном Центре «Выбр», стала звать в Полтаву. Месяца два я «кормил ее завтраками», но ехать не спешил. Потом прошел слух, что товарища, с которым мы вместе совершали наркоманские «подвиги», сильно избили, и он попал в реанимацию. Я испугался и решил ехать в Полтаву — хоть пересижу опасный момент, собью дозу, а там видно будет: может, удастся перейти на эпизодические уколы.

На консультацию я приехал «под кайфом». Ростислав (директор Центра) посмотрел на меня и сказал: «Возвращайся домой, спрыгни. Приедешь трезвым — будем решать, что с тобой делать». Но возвращаться в Киев я боялся, лег в психиатрическую больницу в Полтаве. Там кололи барбитуратами, снотворным, и я ходил как «пингвин». Даже уезжать оттуда не хотелось: ни «кумара», ни перебоев с едой. Через неделю снова пошел в «Выбор». Ростислав удивился: «Да ты сейчас еще хуже, чем в первый раз!» А меня врач в психушке последний раз уколол ночью, специально разбудив. И сам не знаю, зачем он это сделал.

Пару дней меня не трогали: я просто отходил от «лечения». Потом начались занятия. Очень хорошо помню первую группу: Леонид Александрович говорил о том, что я собой представляю, как отношусь к родителям. Выходило, что я считаю своего отца неудачником: он всю жизнь проработал столяром, разве это можно считать достижением? И при этом сижу у отца-неудачника на шее. Кто же я тогда? Слушал и возмущался: «Неправда! Я сам зарабатываю на жизнь!» Я привык считать, что я — самый красивый и умный, а наркотики — только небольшое недоразумение в моей жизни. Я чувствовал себя, как побитая собака, обиделся ужасно! После группы покурил, успокоился, начало доходить: а ведь это правда!

Но одно дело — понять, другое — измениться. На групповых занятиях я внимательно слушал доктора и других пациентов, сам же не спешил напрягаться. Зачем? Я — не дурак, прослушал курс лекций, теперь все понимаю, значит, и колоться уже не буду. А налаживать отношения с родными — дело десятое. Но Карина и Ростик не давали мне покоя. Говорили: «Твои родители каждые выходные приезжают к тебе из Киева. Они беспокоятся, они любят тебя. Тебе их не жалко?» Несмотря ни на что, я не хотел делать первый шаг, думал: само восстановится. Потом мама, приехав, рассказала, что отец получил травму на работе, и у меня в груди что-то екнуло: а если бы травма была смертельной, я бы с ним так и не поговорил! До меня вдруг дошло: родители мне дороги! Я хочу быть с ними в хороших отношениях! Не знаю, как именно изменилось мое поведение, но через две недели мама сказала: «Тебя не узнать!»

Мои отношения с ребятами в Центре тоже сложились не сразу. Сначала я бегал по утрам и поднимал штангу, не особо напрягаясь, только для того, чтобы на группах не «воспитывали». Думал, что я — очень хитрый, и моих уловок никто не замечает. Оказывается, и Леонид Александрович, и ребята все понимали, и относились ко мне соответственно. Вскоре я уяснил, что надо пересиливать свое «не хочу». Я сознательно старался встать пораньше, сделать хорошую пробежку, потом шел помогать ребятам на стройку. Было уже холодно, и работать, честно говоря, совсем не хотелось, но я старался, пересиливал себя — и вдруг неожиданно увлекся: и работой, и бегом, и штангой — стало интересно! В спорте, как в жизни: будешь стараться — получишь результат. Отношение ко мне сразу изменилось: мне стали доверять. Потом предложили поработать в Центре поваром. Когда я поехал домой на мамин день рожденья, она, собирая меня в обратную дорогу, даже предложила деньги: «Ты еще сам не зарабатываешь. Для нас сейчас такая радость — помочь тебе!» А ведь я уже забыл, когда она со мной так разговаривала!

Сейчас я продолжаю работать в Центре «Выбор». Здесь мне интересно и комфортно, и совершенно не хочется уезжать. Я собираюсь сдавать на разряд по тяжелой атлетике и с удовольствием готовлю для ребят. Здесь я осознал: если я — повар, мне нет нужды воображать себя президентом. Главное — уметь делать свое дело. Каждый специалист заслуживает уважения.

В Центре у меня появились настоящие друзья. Раньше — были только знакомые. В лицо хвалили, за спиной — ругали. Здесь я понял, что друзья — это те, кто говорит тебе правду. Я и сам теперь не боюсь ее говорить.

Раньше я не понимал, как можно получать удовольствие от работы, от физических упражнений. Теперь мне стало ясно: чтобы жить — надо напрягаться. Чем больше напрягаешься — тем лучше результат. Само по себе ничто не приходит. И сейчас я получаю удовольствие оттого, что поступаю правильно и все делаю так, как нужно. Раньше я старался жить, не напрягаясь, и жизнь катилась под откос. Теперь — каждый день прилагаю усилия. Зато получаю отличный результат!

Какое-то время я жил в Полтаве, чтобы не отдаляться от Леонида Александровича и ребят. Работал в одном из местных ресторанов, вспоминая подзабытые за время моих «выступлений» навыки, учился по-новому строить отношения с людьми за пределами Центра. К этому времени я подготовил нескольких ребят для работы поварами в Центре — мою смену.

Через некоторое время мама нового пациента — Тамара Ивановна — пригласила меня работать шеф-поваром в киевском ресторане. У нее я работаю по сей день. Опыт, приобретенный в «Выборе», помогает мне строить правильные отношения с людьми, ведь я научился понимать и уважать их, их труд. Сначала сотрудники относились ко мне настороженно из-за того, что меня «протежировали». Но я стараюсь спрашивать с себя больше, чем с других, быть примером для всех, и люди меня за это уважают.

Я женился, пытаюсь строить правильные, основанные на взаимоуважении, отношения с женой. Отношения с родителями тоже наладились, и я им очень благодарен за то, что они для меня сделали.

Я не собираюсь останавливаться на достигнутом: нужно постоянно двигаться вперед!

Обсудить на форуме