Не придуманные истории Наркоманов — История Людмилы Адамовны

Статьи — октября 26, 2011 at 23:18

«ПУСТЬ ДЕТИ УЧАТСЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ С ДЕТСТВА»

Людмила Адамовна

Что такое наркомания, я не знала, но беда пришла в семью не случайно. Путь к ней был долог, и мы прошли его все вместе. У нас в семье — двое детей. Мне казалось, я воспитываю их одинаково. Но дочка часто говорила, что к Максиму я была менее требовательной, чем к ней. Наверное, так и было. У Максима в детстве была проблема — логоневроз. Пытаясь его вылечить, мы потратили много времени и сил, и сын все время был в центре нашего внимания.

Когда Максим учился в техникуме, я заметила, что в его компании появился мальчик, о котором ходила дурная слава: он употреблял наркотики. Поведение Максима изменилось, он часто пропадал по вечерам, иногда не приходил ночевать, на вопросы отвечал односложно. Я заметила, что зрачки его то неестественно расширены, то совсем сужены. Я видела, что с сыном что-то происходит, но не понимала, что. Он окончил техникум, поступил в институт, а я все наблюдала. Иногда мне приходило в голову, что Максим может принимать наркотики — он вращался в компании наркоманов. Когда я спрашивала об этом, он отвечал: «Как я могу их принимать, если у меня перед глазами столько примеров их пагубного влияния?» Это было логично, и я верила. Его общение с наркоманами меня не настораживало, ведь наркоманы — тоже люди, может, ничего страшного не происходит?

Правда, чем дальше, тем больше у меня возникало сомнений. Максим вел себя очень странно: прибегал, запирался в ванной, что-то долго там делал. Я, на всякий случай, стала интересоваться «проблемой»: читала статьи, смотрела телевизионные программы о наркомании. Нет, я еще не хотела верить, что в жизнь сына вошли наркотики. Даже когда мне позвонила мать наркомана, в доме которого Максим проводил много времени, и рассказала, как определить, принимает ли сын наркотики, несмотря на очевидность всех совпадений, я не торопилась признать страшную правду. Только когда мать еще одного друга позвонила, чтобы высказать свою тревогу, я поняла, что пора открыть глаза на реальность.

Мы стали добиваться от Максима признания, потом повели его на консультацию к наркологу. Тот назначил сыну какие-то препараты, часть которых Максим принимал в лечебнице, часть — колол себе сам дома. О том, что, кроме лекарств, он принимал еще и «ширку», которую передавали через балкон «сердобольные» друзья, я узнала позднее. Этим «лечением» дело не ограничилось. Мы практически беспрерывно «лечили» Максима: заграничными лекарствами, иглоукалыванием, кодированием, гипнозом, электрошоком, делали гемосорбцию. Но результат всегда был один. Только после шоковой терапии был небольшой перерыв, когда мы решили, что процесс остановился. Сын стал жить с подругой, которая не употребляла наркотиков, кроме конопли. Максим давал мне читать брошюры, где конопля расхваливалась как противораковое средство и стимулятор мозговой деятельности. Я и верила, что курить этот дурман — не вредно.

Прошло еще три года, и я считала, что сын покончил с наркотиками. Его поведение и тогда с головой выдавало в нем наркомана, но я не понимала этих тонкостей. Максим постоянно клянчил деньги, которых ему почему-то всегда не хватало, был крайне необязательным, лживым, выносил вещи из квартиры. Единственное слово, которое мы от него слышали — «деньги». Прошло много времени, прежде чем мы осознали, что он — самый настоящий наркоман.

Наша жизнь превратилась в кромешный ад. Максим и сам уже был не рад, что связался с наркотиками, но остановиться не мог. Так продолжалось, пока мы не узнали, что его друг, принимавший наркотики много лет, вылечился в Полтаве в Центре «Выбор».

Когда нам сказали, что не только Максим, но и мы должны заниматься с психологом, я удивилась. Я прочла столько литературы о наркомании! Что нового может рассказать мне психолог? И все-таки с первого дня общение с Нелли Дмитриевной стало преподносить нам сюрпризы. Сколько открытий мы сделали вместе с ней! Мы поняли, что вели себя совершенно неправильно: вместо того, чтобы принимать меры, поддерживали наркоманию сына и материально, и морально. Мы жалели его: бедный ребенок, не выгонять же его, попадет в тюрьму, легче ли будет? Мы поняли, что и сами зависели от наркотика, и, по сути, еще не начинали с ним бороться по-настоящему.

Помню, на одном из первых занятий Нелли Дмитриевна спросила: «Что Вы будете делать, если сын-наркоман сбежит из Центра и явится домой?» Я растерялась: «Не знаю. Впущу, наверное…» Стоит ли удивляться, что Максим вскоре действительно сбежал?

Перед нами стояла задача — доходчиво объяснить сыну, что мы не будем поддерживать наркомана. Сначала это не удавалось. На занятиях нам все было понятно, а как доходило до дела, ничего не получалось. Муж собрался с силами раньше меня, а я все еще не могла отважиться «отрезать» от себя Максима. И сын видел: отец говорит одно, а мать — другое. И умело этим пользовался.

Мне удалось расставить новые акценты, только когда он сбежал из Центра и позвонил домой в отсутствие мужа. Я не могла спрятаться за мужниной спиной, и мне пришлось самой давать отпор. Максим требовал, чтобы я отдала ему паспорт, свидетельство о рождении, вещи. Он пугал меня, кричал: «У меня нет отца!» Я ответила: «У тебя и матери нет!» Я понимала, что так надо сказать, потому что это не могло продолжаться вечно! Мы постарались отрезать ему все «концы» в родном городе, чтобы он вернулся в «Выбор». И это удалось. Сейчас я понимаю: другого пути у нас просто не было.

Мы привозили ему в Центр минимум продуктов и денег, чтобы хватало только на самое необходимое. Он понял, что остался с проблемой один на один, и ее придется решать. Когда Максим попытался отдать мне носки, чтобы я дома их стирала, мы сказали об этом на группе. Ему устроили разнос. Его в буквальном смысле слова перевоспитывали — всем Центром.

Я поняла, что мы слишком долго играли с сыном в «кошки-мышки»: поймаю я его со шприцем или не поймаю? Что давал мне вид шприца? Ведь поведение было гораздо красноречивее! Главное было — как он себя ведет! Потерял деньги — какой же он «коммерсант»? А мы снова даем, хотя какая может быть «коммерция» там, где прижились наркотики? Мы лечили его промыванием крови и не понимали, что мысли, образ жизни от этого не меняются. А ведь это не такая уж премудрость: достаточно простой логики, чтобы понять это.

На родительских занятиях мы слышали: у детей в голове только две мысли — где взять деньги, и где взять наркотики. Мы с удивлением узнали, что их развитие заканчивается тогда, когда начинаются наркотики. Мы учились самоконтролю, старались выработать единую позицию. Это было непросто. Я даже делала конспекты занятий, чтобы ничего не упустить. На группах я находила ответы на все мучившие вопросы. Я поняла, что зря не передала воспитание сына мужу. Вместо этого я позволяла себе обсуждать при сыне поведение отца, подрывала его авторитет. А Максим пользовался этим и мастерски вбивал между нами клинья. Мне пришлось учиться молчанию — принимать решения мужа, не вступая в дебаты.

Я поняла, что слишком часто забывала о том, что я — женщина. Муж на работе? Я сама вобью гвоздь, перекопаю огород. Сыну нужны деньги? Я дам! Как же Максим мог понять, что матери нужна его помощь? И зачем ему вообще было «трепыхаться», если ему все преподносили на блюдечке? Даже решали, где ему учиться, нанимали репетиторов, «помогали» с поступлением. А он не мог реализовать себя и чувствовал, что родители просто не доверяют ему, потому что считают неспособным решить что-то самостоятельно.

С дочерью мы так не носились — и она выросла самостоятельным ответственным человеком. Она с самого начала видела все в более реальном свете, не принимала наркоманию Максима, возмущалась: «Что вы с ним носитесь? Он вам хамит, а вы терпите! Вы его сами балуете!» Но мы не слушали ее и даже ущемляли ее интересы в пользу сына. Максим хочет жить отдельно? Мы заставили дочь отдать ему свою квартиру, которую ей подарила бабушка. Мы говорили: «У тебя ведь есть другая, трехкомнатная, а здесь пусть живет Максим!» Нам и в голову не приходило, что он сам должен себе заработать на жилье, а не отнимать то, что принадлежит сестре.

Я думаю, успех пришел к нам, когда мы твердо решили, что сына-наркомана у нас не будет. Я видела, что это удается не всем родителям. Но те, кто продолжает «жалеть» ребенка, как правило, не получают результата. Я видела в Центре не одну такую супружескую пару. Сын лечится от наркомании, а ему продолжают давать деньги, огромными сумками возят деликатесные продукты. Они забывают, что ребенок долго смотрел на родителей только как на «кошелек с деньгами», позволял себе хамить в глаза, доставлял сплошные неприятности. И вот — он еще ничего не изменил, а ему снова все дают авансом.

Я хочу посоветовать всем родителям, даже тем, кто еще не столкнулся с наркоманией: пересмотрите отношения в своей, на первый взгляд, вполне «благополучной» и «правильной» семье, и вы увидите, насколько они, на самом деле, неправильны. Если отец все время занят на работе, а воспитанием сына занимается мать, если авторитет отца все время ставится под сомнение, сын будет искать другие «авторитеты» — на улице. Если у ребенка в семье нет обязанностей, если за него решают все проблемы, он вырастет не человеком, а иждивенцем. Вспомните, как воспитывали нас наши родители, и вы поймете, почему мы стали ответственными людьми. Пусть же наши дети учатся самостоятельности с детства, и тогда ни у них, ни у нас не будет таких страшных проблем.

Обсудить на форуме