Не придуманные истории Наркоманов — История Людмилы Николаевны

Статьи — ноября 3, 2011 at 12:39

«ЕСЛИ В ДУШЕ НЕ ЖИВЕТ БОГ, В НЕЙ ПОСЕЛЯЕТСЯ ДЬЯВОЛ»

Людмила Николаевна

Японцы говорят: «До пяти лет расти ребёнка, как царя, с пяти до двенадцати — как раба, а с двенадцати — как друга». Сейчас я твердо знаю, что это не только восточная мудрость, это рецепт счастливой жизни семьи. Однако…

Мои дети росли — только «царями». Скорее всего, потому, что сама я счастливого детства не знала. Когда мой отец ушел в армию, выяснилось, что мама беременна, но он к ней не вернулся. Мама вышла замуж за другого человека. Все летнее время я проводила у его матери: драила полы, пасла овец, ухаживала за коровами, полола огород, вязала снопы. Меня бабушка не любила — так и не смогла простить единственному сыну, что он взял в жены женщину с ребенком, и проявляла она эти чувства постоянно.

Помню, как-то я полола огород, и младшая сестренка принесла краюху хлеба с маслом и медом: «Возьми, съешь, чтоб бабка не видела — она велела тебе не давать». Однажды, когда обиды и слезы меня одолели, я решила утопиться: пошла к реке и прыгнула с обрыва. Меня спас рыбак, случайно оказавшийся рядом. Когда отчим умер, мама забрала беспомощную, убитую горем бабушку, и мы вместе ухаживали за ней до её смерти.

Родная бабушка рассказывала мне об отце. Он работал главным инженером на заводе. Желание увидеть его, посмотреть в глаза, и даже что-то предъявить ему было так велико, что я решилась с ним встретиться. В 15 лет (я как раз оканчивала восьмилетку) пришла к нему прямо на завод. Помню и сейчас, как я дрожала и боялась этой встречи. Приближался выпускной вечер, училась я хорошо, и мне хотелось достойно одеться, а денег у мамы на все мои запросы не было. И я решила — обязан!

Встреча была впечатляющей! Наше с ним сходство было настолько явным, что он вдруг расчувствовался и стал передо мной оправдываться. Говорил, что жалеет о случившемся, что любил маму, но от второго брака у него уже есть сын, впрочем, жизнь его все равно не сложилась. Встречей со мной он был шокирован, ведь он даже не представлял, что у него — взрослая и красивая дочь. Он посадил меня в служебную «Волгу» и привез в универмаг, купил все к выпускному, а затем мы ужинали с ним в ресторане. Я была в эйфории!!! Еще бы: такое совершила! Добилась того, о чем мечтала. После ужина он отвез меня домой. Когда мама увидела нас вместе (и теперь я не могу забыть выражение ее лица, да и пощечину тоже), она закричала: «Мерзавка, как ты могла?! Я вычеркнула этого человека из жизни, а ты…привела его в наш дом!». Несмотря на это, отец и позже искал возможности увидеться. Испугавшись, что он уйдет из семьи, ко мне в школу с угрозами пришла его жена, и на этом я поставила точку нашим встречам.

Мои отношения с мамой не были дружескими. Скорее, они напоминали отношения начальника и подчиненного. Она отдавала приказы: убрать, приготовить, сделать уроки, помочь сестре. Я не хотела быть на нее похожей, даже в глаза ей говорила: «Я не буду похожей на тебя!» И все же подсознательно впитала ее директивность, хотя осознала это далеко не сразу.

Мне хотелось, чтобы мои дети росли в любви, которой не было у меня. Я вообще больше люблю дарить, чем получать. И мне всегда хотелось иметь детей. Наверное, потому и вышла замуж в двадцать лет за одноклассника: чтобы были семья и дети.

Оба мы работали в торговле. Я рано стала руководителем. Муж тоже сначала не отставал, но я быстрее росла по службе, пользовалась большим авторитетом, благодаря своим организаторским способностям создавала слаженные коллективы, которые занимали в отраслевых конкурсах первые места. Вскоре я стала одной из лучших среди руководителей района. Наверное, муж не был от этого в восторге. Но он компенсировал мои успехи своими «достижениями»: деньги, вседозволенность, работа в женском коллективе располагали к легкой жизни, которая вскоре вылилась в постоянное пьянство и беспорядочные связи.

Детей у нас долго не было из-за моих проблем со здоровьем. Но материнский инстинкт, потребность любить кого-то, заботиться росли во мне день ото дня. Чего только я не делала, чтобы родить ребенка! На мне проводили эксперименты, пробовали новые методики лечения бесплодия. Терпя все муки советского лечения, я плакала и молилась, чтобы Бог послал мне ребенка. Я говорила, что готова родить пятерых, и всех вырастить, воспитать! Мои молитвы были услышаны, вскоре у нас появился сын, а спустя год — и дочь.

Однако мысль о пятерых детях пришлось оставить. И двоих-то я еле подняла на ноги. Приходилось работать с утра до вечера: возвращаясь домой, я заставала детей уже спящими. Муж тоже спал пьяным сном, если не гулял где-то. Дети росли с мамой, а я — росла по службе. Вскоре я уже руководила коллективом из трехсот человек, предприятие считалось лучшим в городе. Давалось это нелегко, детей я почти не видела, а когда мы были вместе, общение часто омрачалось скандалами с пьяным супругом. Наверное, лучше было бы развестись, но «высокие моральные принципы советских людей» обязывали нас — двух руководителей — на людях создавать видимость образцовой семьи.

Впрочем, главой этой семьи, ее добытчиком, давно была я. Все говорили: у Люды трое детей: сын, дочь и муж. Чего мне это стоило, одному Богу известно.

Внимание детям я могла уделять лишь во время отпуска, где и наверстывала упущенное, стараясь дать им все. Лучшие курорты, экскурсии, отели «Интурист», путешествия по Волге, городам Золотого Кольца. Домбай, Крым, Сочи, Ленинград, Севастополь, Беларусь… Лучшая одежда, дефицитные продукты — все, что способна дать советская действительность, было у моих детей. Я и не думала тогда, что дети должны знать, каким трудом дается это «все», я не научила их радоваться и быть благодарными за это.

Я хотела искренней близости с детьми, но что с ними делать, не представляла. Отношения у нас складывались по принципу «кнута и пряника». Часто, оставаясь наедине с собой, я понимала, что все это неправильно, что это не настоящее дружеское общение близких людей.

Я была и требовательна к ним. Могла разорвать тетрадь с «двойкой», заставить переписывать страницы с единственной помаркой. За шалости сын стоял в углу до вмятин на коленях. Теперь понимаю, что эти отношения были далеки от идеала воспитания детей «как друзей». Нет, мне очень хотелось, чтобы мои отношения с детьми были непохожими на наши отношения с мамой, но как этого достичь, я не знала, да у меня и не было на это времени. Даже мои попытки увлечь их спортом (греблей и фигурным катанием) не увенчались успехом из-за нехватки времени, и я все больше осознавала, что подарками лишь откупаюсь от детей за все недоданное им внимание.

Сначала это не очень меня тревожило. Сын долго ходил в первых учениках школы, был победителем городских и областных олимпиад по физике и математике, его портрет украшал школьную доску почета. Внешне все выглядело вполне благополучно. Правда, когда мы переехали в центр города и я перевела его в престижную спецшколу, где учились победители республиканских олимпиад, выяснилось, что слава первого ученика держится больше на былых, чем на настоящих заслугах. Наверное, уже тогда он привык легко достигать цели, не прикладывая особых усилий, перестал трудиться, и его развитие затормозилось.

Наступил тяжелый подростковый возраст! Лидером в классе Игорь не стал. Напротив, классный руководитель приглашала меня в школу и отмечала в моем сыне доселе неведомые проявления хамства, отсутствие ответственности, абсолютное игнорирование заданий. Я была в панике!

Этот период его жизни совпал с переменами в составе нашей семьи: после двадцати лет супружеских мучений я наконец-то решилась на развод. Бог послал мне настоящего мужчину — человека, которому суждено было стать мне настоящим мужем, а моим детям — настоящим отцом. Он был разведен, у него было двое детей от первого брака. В нашу жизнь он внес свое понимание семьи как единого организма. Он вводил новые семейные традиции, несмотря на занятость, старался уделять нам много времени и внимания.

Придя к нам в дом, муж задал детям вопрос: «Согласны ли вы видеть во мне не только мужа мамы, но и отца?» «Да!» — ответили они. «Тогда не взыщите, — сказал он, — я буду строг и требователен, заметьте, для вашего же блага!»

На самом деле он был достаточно мягок по отношению к ним. Помню, когда я впервые нашла у Игоря сигарету, в порыве гнева чуть не сняла с него скальп. Муж возмутился: «Разве ты женщина? Женщины так себя не ведут!» Он перевоспитывал меня. Рядом с ним я становилась мягче, женственнее, но это был очень медленный процесс, и на отношения с детьми это повлияло не так скоро. Часто в отчаянии я говорила себе, что я плохая мать, что я вообще не имела права рожать детей, если не умею их воспитать. И чем больше я корила себя, тем больше старалась компенсировать недостатки воспитания новыми и новыми подарками. Я все решала за детей, ставя их перед фактом. Если их обижали в школе, я сама надирала уши обидчикам. Многие годы вынужденного состояния войны с враждебным миром, когда я сама должна была защищать себя и свою семью, превратили меня в «атаманшу», перед которой подчиненные робели и ходили на цыпочках. И вытравить из себя это в один момент было невозможно.

От детей я тоже требовала полного подчинения. А они протестовали. В доме, где была хирургическая чистота, где расчесывали бахрому на коврах, сын разбрасывал тапочки, белье, грязную посуду, не закручивал после себя зубную пасту. Я выходила из себя, а он спокойно парировал: «Скажи, где написано, что моя куртка должна висеть там, где хочешь ты?» Он ненавидел образ «мальчика-банкира», благополучного и дисциплинированного чистюли, который я создала для него. Из моей стерильной чистоты его тянуло к отребью.

В последних классах школы я стала находить у Игоря сигареты, замечать в его компании ребят с сомнительной репутацией. Окончив школу, сын без проблем поступил в вуз на экономический факультет. Но вместо лекций стал посещать кафе, где играл в преферанс на деньги. Затем занялся «финансовыми операциями»: брал деньги под одни проценты, отдавал их под другие проценты, а на ожидаемые «виртуальные» доходы шиковал со своей подружкой. Все разговоры и скандалы ни к чему не приводили. Однажды бабушка подслушала его телефонный разговор, и мы поняли, что Игорь зашел слишком далеко: он влез в долги, ему угрожали. Долги мы, конечно, погасили. К сожалению, мы не увидели в нем ни чувства стыда, ни чувства вины. После инцидента он так же, как и прежде, прогуливал занятия и ничего не хотел менять.

Мы решили отправить Игоря в армию — дать возможность прочувствовать другую жизнь. Конечно же, мы контролировали ситуацию — решали, где ему служить, в какой части, чтобы было безопасно, чтобы ничего не случилось. Когда я объявила ему наше решение, он сказал: «Ты не посмеешь этого сделать! Твое окружение тебя не поймет!» В ректорате меня и не поняли: что же это за мать, которая просит отчислить сына из института и отправить в армию! Но я была тверда в своем решении, несмотря на то, что и муж не хотел заходить так далеко, ведь он отправлял в армию «неродного сына».

Наконец этот день настал: мой сын, которому с детства пророчили большое будущее, мой «гений» в толпе новобранцев стоял на вокзале и не хотел смотреть в мою сторону. Только сильная вера в то, что я поступаю правильно, помогла мне выстоять. Я думала: пусть лучше он пройдет «школу мужества», чем окажется на дне. Однако мои чувства в тот момент нельзя описать!

О Боже, если бы у нас хватило сил довести дело до конца! Нет же, напротив, и в армии мы создали ему максимально комфортные условия, сначала устроили в одно из училищ связи, старались навещать, отправлять посылки. Вдруг из армии посыпались письма. Помню первое: «Дорогие мои родители-экспериментаторы! Теперь, к сожалению, я начал задумываться и жалеть о бесцельно проведенном времени». Какой бальзам пролился на мою душу! Хоть немедленно забирай! Потом была присяга, мы увидели, что сын похудел, научился подтягиваться на турнике, заправлять постель, сам пришивал воротнички! Прошло полгода, солдат стали распределять по частям, и снова я включила все свои связи, чтобы отправить сына «по назначению». Однажды, когда Игорь служил в Киеве, я забрала его в увольнительную. Что я увидела: мой мальчик все осознал, он хочет учиться, ему жаль терять еще один год! И снова — переговоры, связи, деньги. Сына комиссовали. Домой вернулся отнюдь не ангел: в армии он научился еще и пить, чего прежде не делал.

Тем не менее, мы считали, что хорошо его проучили. Надо было подумать о дальнейшей судьбе. Дочь к тому времени как раз окончила школу, а муж создал серьезный бизнес. Появилась возможность дать детям образование за рубежом. На Кипре у мужа были деловые связи, кроме того, эта страна привлекала полным отсутствием криминала. Так и решили. Как ни странно, я больше волновалась за дочку: сумеет ли она проявить себя в самостоятельной жизни? Однако Лена стала примерной студенткой, а вот об Игоре мы начали получать тревожные известия: странное поведение, сомнительная компания, постоянная нехватка денег, прогулы, провалы экзаменов. Потом в его комнате нашли шприцы. Мы прилетели, выдержали разбирательства с администрацией, но следов от уколов на теле сына не нашли, и мы снова успокоились: в самом деле, не может же такого быть, чтобы после всей нашей «науки» он снова взялся за старое!

Три года мы надеялись, что все будет хорошо, пока в один прекрасный день Игорь не вернулся домой, воспользовавшись тем, что его обратный билет был с открытой датой. Интересно то, что он улетел с Кипра в тот день, когда арестовали его «дружка», и его самого тоже разыскивала полиция. Он сбежал без документов, без вещей и, конечно же, вся учеба пошла насмарку.

И снова были слезы раскаяния, мольбы о помощи, и снова, растроганная таким «чистосердечным раскаянием», я поверила сыну, стала искать способ ему помочь. Кинулась к медикам. Мой друг — главный врач больницы — сказал: «Не плачь, дружочек, хочешь, скажу тебе правду? Была бы моя воля, я бы всех наркоманов сразу истребил во имя спасения их родных и близких. Все, что я видел — на это невозможно смотреть! Лечения от этой болезни нет!»

Но я не сдавалась! Меня познакомили с главным наркологом области. Она рекомендовала положить Игоря в наркодиспансер для того, чтобы понять, какая у него «стадия болезни». Каждый день я ходила в закрытое отделение, носила передачки и, конечно, платила за все и всем. Через десять дней мне выдали заключение: все в порядке, сын может жить, все это не более чем дурачество, ничего страшного. Меня ублажили, успокоили — счастью не было конца! Уже потом, прожив три года в трезвости, Игорь сказал мне, что именно в этом отделении он начал колоться каждый день, и что там были для этого все условия.

Конечно, я замечала, что с ним не все в порядке, и не находила себе места. Добрые люди подсказали мне обратиться к Богу и совершить паломничество по монастырям России. И обязательно посетить Серпуховской монастырь, где находится чудотворная икона Божьей Матери «Неупиваемая чаша» и целебный источник, избавляющий от многих болезней, от пьянства и наркомании.

Я сумела убедить Игоря поехать, и вот мы оказались в Москве. Помню, была зима, жуткий мороз. Лицо сына было покрыто гнойными ранами (так реагировала на наркотики печень), и к тому же, он был сильно простужен. Но и это меня не остановило! Не зная толком молитв, я делала все, как советовали люди. И — о чудо: посетив семь монастырей (последний — Серпуховской), погрузившись в святой источник, Игорь впервые спал ночью, как младенец, лицо его на следующий день очистилось, кашель прошел, он весь будто светился. И даже стал спокойнее, тише, задумчивее. Я видела, что в нем произошли изменения. К сожалению, и это не научило меня тому, что нужно остановиться и задуматься, что жизнь должна обрести новый смысл, что, придя к Богу, человек не должен опять отдаляться от Него. Увы! Я не стала читать Библию, не решилась продвигаться дальше в познании истины Божьей, не повернулась лицом к вере. Мы совершили обряд, и я успокоилась: получила желаемое и вновь окунулась в привычную суету.

Сначала сын держался, его поведение на протяжении какого-то времени было вполне разумным, он даже пошел работать. Мне снова стало казаться, что цель достигнута, и можно расслабиться.

У Игоря появилась девушка, она показалась мне порядочной. Я открыла ей всю правду, предупредила. Она сказала, что выросла в бедной семье и с пятнадцати лет сама зарабатывает. Сказала, что не замечала у сына наркотиков, только спиртное, но кто сейчас не пьет? Она уверила в своих искренних чувствах к Игорю, пообещала заботиться о нем. И тут меня понесло: вот вам, деточки, деньги, продукты, одежда — только бы я забыла этот ужас! Но настоящий ужас ждал меня впереди!

Я забрала маму к себе, привела нашу четырехкомнатную квартиру в центре города в идеальное состояние, зарегистрировала для детей частное предприятие, организовала торговую точку на самом бойком месте города, даже не представляя, что своими руками сделала всё для гибели сына…

В «бизнесе» сразу же начались недостачи. Страшный внешний вид Игоря, его бегающие глаза плохо гармонировали с уверениями его подружки, что с ним все в порядке. Она твердила мне, что я ошибаюсь, что сын не принимает наркотики, и я продолжала платить за квартиру, делать ей подарки, возить продукты. В глубине души я чувствовала, что «откупаюсь» от проблем, но, несмотря на требования мужа прекратить содержание и финансирование «паразитов», продолжала делать все, чтобы у Игоря все было «не хуже, чем у людей». Если бы мне за это еще были благодарны! Наоборот, я постоянно терпела хамские выходки, выслушивала всевозможные обвинения!

Муж настаивал: нужно оставить Игоря, чтобы он докатился до самого дна и сам пришёл за помощью. А у меня в душе звучало: о родном сыне так небось не сказал бы! Тогда я не знала, что муж абсолютно прав, и обижалась на него. Впервые за десять лет между нами появилось непонимание. Чтобы избежать ссор, я стала лгать мужу, выкручиваться, играть. А на лице всегда была маска печали…

В это время одна знакомая поделилась своим опытом и привела меня в «христианскую церковь», где, как она говорила, её сын и многие другие ребята излечились от наркомании. Тут я увидела множество улыбающихся молодых людей, услышала музыку, восклицания «Бог любит Вас!». «Пастор» со сцены кинотеатра комментировал Евангелие, потом из зала поднимались бывшие наркоманы и алкоголики, рассказывали, как «Бог исцелил их», все заканчивалось «изгнанием бесов» и невнятным бормотанием. Многое было для меня странным, но меня уверяли, что если я буду верить и молиться, ко мне придет понимание происходящего. И я твердо поверила, что именно здесь нас ждет спасение.

Правда, когда я пришла на «богослужение» вместе с детьми, сын сказал: «Куда ты меня привела? Это же секта!» Но я продолжала ходить в «церковь», надеясь, что Бог по моим молитвам поможет детям образумиться, и они придут со мной. Незаметно для себя я втянулась в новую жизнь с ее «службами», «обедами», «десятинами». «Богослужения» были обязательными, пропускать их было нельзя. Собирались не только по воскресеньям, но и по четвергам, мне становилось все труднее обманывать мужа. После «службы» пели песни и даже танцевали: «Бог — это веселье!», и мне нравилось это времяпрепровождение. Под тарабарщину молитв на «иных языках» люди раскачивались, входя в состояние транса, так похожее на опьянение.

Если бы у меня была возможность задуматься, наверное, я еще тогда поняла бы всю странность такой религиозности. Но я словно была в плену и жила слепой верой, что спасу Игоря, как «спасла» моя знакомая, чей сын сам уже стал «пастором». Как я хотела этого, как надеялась на чудо! Я знала, что никогда не прощу себе, если потеряю сына, никогда не буду счастливой, не смогу улыбаться. Я обвиняла себя, что «потеряла» его, упустила «гениального ребенка», и теперь жизнь стала тусклой и бесцветной. Я не замечала, что сама уже попала в зависимость.

Так продолжалось, пока муж, узнав о моем увлечении, не посетил однажды это «богослужение». В тот день меня дома ждал «крупный разговор», муж заявил мне, что не возражает против того, чтобы я молилась, но в той Церкви, в которой молились наши деды и прадеды, и уж ни в коем случае он не примет жену-сектантку. Еще муж указал мне на то, что хожу с таким лицом, будто в доме находится покойник, что я превратила нашу жизнь в ад! В слезах я собрала вещи и ушла из дома, куда глаза глядят.

Поехала в Киев к подруге за сочувствием, просила её помочь найти главу моей «церкви». Она сказала: «Что ты творишь? Ты сама уже попала в зависимость, только в другую. Возвращайся домой! Что ты делаешь?!» В слезах, не понятая и подругой, я вернулась. Муж был непоколебим. Главным его аргументом было: «Если ты верующая, то должна знать заповедь: «жена да убоится мужа своего!» Он продолжал доказывать мне, что само слово «православие» происходит от слова «правильно славить Христа»: «Вот и иди в нашу родную Церковь!» А мне многое было непонятно в Православии, на службе я не различала слов на славянском языке, не понимала смысла происходящего. Но Господь и тут мне помог: я встретила в сельском храме истинного священника — иеромонаха, ему я и призналась, что ничего не знаю о Боге, но сердцем всегда «чувствовала Его», и батюшка многое помог мне понять и принял мое покаяние в отступничестве.

Между тем, я продолжала искать способ спасти сына. Помню, рассказали мне о каком-то тибетском монастыре, куда можно отвезти больного наркоманией но, безусловно, с его согласия и в сопровождении одного из родителей. Несмотря на «авиафобию», я стала готовиться к путешествию. Слава Богу, до этого не дошло. Господь уберег меня, и не дал совершить очередную глупость. Вместо этого Он послал мне настоящего врача — Доктора, который стал нам теперь близким человеком, он и совершил революцию в наших сердцах, взглядах и сознании.

Все началось с того, что в руки мне попала книга «Возвращенные из небытия». Я читала ее всю ночь! И в это время у меня было такое чувство, что я — «горбатый среди горбатых», я больше не была одинока, более того, у меня появилась надежда: люди, которые преодолели беду, есть, почему же я не могу быть похожей на них? В это же время я познакомилась с женщиной, сын которой уже был в Центре «Выбор», и всё, что я услышала о ее жизни, было «зеркальным отражением» моей.

Потом были первые родительские группы. Их можно сравнить с кислородным напитком. Я видела трезвых ребят и их веселых, красивых матерей. Неужели и я когда-нибудь буду такой спокойной и счастливой? Сначала я плакала на группах и винила себя во всем: «не доглядела», «упустила»! А мне отвечали: «Вначале полечитесь сами! Как вы можете так говорить? Вы дали ему слишком много!»

По правилам Центра, муж тоже обязан был посещать занятия на группах, но после первого занятия выяснилось, что его взгляды на проблему совпадают с методом Леонида Александровича, и ему не надо «перевоспитываться». А ведь я не слушала его, не принимала его советов, я была «самым слабым звеном» в нашей семье!

Я впитывала в себя новые взгляды на привычные вещи, я впервые задумалась над тем, чем оборачивались все мои благие намерения «помочь сыну», вся эта чрезмерная опека, когда ребенка отчаянно баловали и портили, вместо того, чтобы прививать любовь к труду, к получению результата, к собственным достижениям! Я не воспитывала, а «вскармливала» детей, а точнее — закармливала, вместо того, чтобы уделять им больше времени и внимания.

Ах, как прав был мой муж, когда говорил: «Оставь его, пусть он хотя бы проголодается, может это поможет ему очнуться!» И как неправа была моя мама, восклицавшая: «Как вам кусок лезет в рот, когда ребенок живёт впроголодь!» А настоящим голодом было другое! И настало время исправлять ошибки. Я задумалась, как же достучаться до него, как сделать, чтобы он захотел изменить свою жизнь?

Когда я вручила Игорю книгу о Центре «Выбор», он бросил мне: «Нашла еще одну секту?» Но все же прочитал. Теперь я должна была заставить его захотеть лечиться.

Муж говорил мне: «Ты сама изменись! И тут тебе никто не поможет!» Я пыталась спросить совета у других родителей, а они отвечали: «Мы советов не даем. Можем лишь рассказать о своем опыте, как поступали мы с собственными детьми, а Вы сами найдите свой путь». Помню, одна мама рассказала, как выгнала сына из дома и посоветовала ему, если заберут в милицию, сказать, что он — сирота. Я поняла, что так сделать не смогу, и мне нужно искать свой вариант.

Наконец, я решилась и собрала семейный совет. По привычке я надеялась, что председательствовать на нем будет мой муж, и он, как всегда, правильно расставит все акценты. Но муж вдруг позвонил и сказал: «Я задерживаюсь! Начинай сама». А я не знаю, с чего начать, как говорить! Как объявить, что семья отказывается от сына, на семейном совете, на котором председательствует его мать! Я наглоталась успокоительных средств и начала. Объявила Игорю, что у нас начинаются новые отношения, что в нашей семье нет места наркоману. Мы подписали приготовленный заранее договор о том, что теперь для того, чтобы жить в нашей квартире, он должен оплачивать все коммунальные услуги и нести все расходы. Нарушение этого договора влекло за собой самые строгие санкции.

Когда он в очередной раз продал компьютер, я решила, что час настал. Я заранее подготовила весь сценарий, подключила «кого надо», и поместила сына в психиатрическую больницу, объявив ему, что, если ничего не изменится, я смирюсь с его утратой, как смирились матери героев, потерявшие детей на войне. Затем я дала ему книгу и сказала: «Знай: есть для тебя свет в конце тоннеля! Если ты захочешь стать похожим на одного из героев этой книги, тебе разрешат мне позвонить».

На этот раз мы не носили в больницу не только деликатесов, но даже самой простой еды. Не было речи и о сигаретах. На предложения врача собрать Игорю вещи, постель, продукты и сигареты муж сказал: «А разве у вас не выдают белья и похлебки? Больничная еда и одиночество — вот удел тех, кто хочет жить не так, как живут нормальные люди». Мы не навещали сына, только созванивались с врачом. Мы дали ему возможность подумать, хочет ли он изменить свою жизнь. Через месяц он спросил доктора: «От кого зависит моя поездка в Центр?»

Когда в «Выборе» Игорю сказали, что его возьмут через два дня, а пока пусть побудет дома, он ответил: «У меня нет дома! У меня нет семьи! Мой дом — психушка». Потом мы поняли, что именно с этого и началось наше выздоровление.

Я долго боялась дать слабинку, поддаться на слезы сына и очередное мнимое раскаяние. Я знала, что сама должна меняться вместе с ним, чтобы не повторять прежних ошибок. Каждое действие согласовывала с Леонидом Александровичем и Нелли Дмитриевной, все проблемы обсуждала с другими родителями. Полтора года я добросовестно посещала занятия родительской группы в Днепропетровске и Полтаве.

Я поняла, что все мы грешили одним и тем же: чрезмерно опекая детей, растили в своих семьях инфантильных эгоистов, уверенных в том, что им все можно и ни за что не будет наказания. Мы не привили чувства благодарности нашим детям. Именно в этом была причина всех бед. И поэтому теперь мы должны были все вместе исправлять ошибки. Помню, однажды на родительской группе обсуждалась ситуация в одной семье: сын, который прошел курс реабилитации, вернулся домой и снова «сорвался». Эта семья активно работала на группах и делала успехи. Почему же так произошло? Тогда Леонид Александрович сказал: «Чтобы понять, что такое наркомания, нужно представить ущелье, в которое упали ваши дети. Люди — наверху, на скалах. Мы — альпинисты, мы знаем, как можно подняться. Скажите, альпинисты срываются? Вы — мои коллеги, мы должны быть в одной связке. Чтобы, сорвавшись, ваш ребенок не упал на дно, и не разбился, мы его должны подхватить и снова помочь подняться к вам. Вы должны тоже меняться». Этот пример помог мне осознать важность сотрудничества врача и родителей. И каждая группа давала что-то новое, помогала понять то, чего я не понимала раньше, о чём не задумывалась. Сейчас я реже езжу на группы, но знаю твердо, забывать об этом нельзя, и как за подпиткой, я порой снова мчусь на встречу с родными спасителями.

Пройдя такой сложный путь, я часто задумывалась, почему же это произошло у меня, где кроется беда и подстерегает все новые неподготовленные к такому серьезному вопросу семьи?

Сегодня я твердо знаю, что для сохранения семейного счастья супруги должны быть грамотными в вопросах психологии и педагогики. Несчастные семьи, как правило, возникают из-за неумения создать гармонию отношений и культуру общения в семье, во многих семьях совершенно упущен вопрос духовного воспитания.

В Центре Леонид Александрович один заменил «залюбленным» деткам того друга, о котором и говорят японцы. Он беседует с ними на ежедневных группах, они разбирают жизненные ситуации, проблемы, и никто не остается один на один с наболевшим вопросом. Он всегда рядом с ребятами и, несмотря на разницу в возрасте, играет с ними в футбол, в бадминтон, занимается плаванием и шахматами. Он стал для них тем, кем не смогли стать мы. И рядом с ним наши дети становятся настоящими людьми. Думаю, что главная задача родителей — понять, как изменить модель отношений с детьми и почему, находясь в Центре на реабилитации, они забывают о зависимости, которую медики считают неизлечимой. Почему Леонид Александрович без медикаментов, только беседами и пояснениями, добивается стопроцентного результата — при условии, что и родители разобрались в причинах проблемы. А сколько же людей, которые так и не смогли понять главного и тем самым способствовали гибели своих детей!

Мой сын три года живет в трезвости, сейчас он уже работает и учится, но, кроме нашей семьи, у него есть семья «Центр» с названным отцом и ребятами-друзьями. Нам много еще предстоит понять в жизни, и сейчас мы вступили в ее новый этап.

Не могу не сказать и о том, что делать твердые шаги в этой новой жизни мне помогала вера. Мне все чаще вспоминался Серпуховской монастырь и икона «Неупиваемая чаша». Я училась новым молитвам, одной из них стала «Молитва матери». Как долго я размышляла над ней, над тем, чего и как должна просить мать у Бога для своих детей! Я поняла, что если в душе не живет Бог, в ней поселяется дьявол, ведь природа не терпит пустоты.

Сейчас, перелистывая страницы того тяжелого периода моей жизни, я могу сказать: «Нет худа без добра!» Я благодарна судьбе за испытания, которые привели меня к Богу! К этим людям — Леониду Александровичу, Нелли Дмитриевне, Карине, Нине Александровне, Галине Петровне. Ведь именно в борьбе за сына в моей душе стали происходить благодатные перемены: я становилась более уравновешенной, спокойной, уверенной, и при этом — не равнодушной. Содержание наших бесед на группах хорошо было бы тиражировать для молодых семей, чтобы они не допустили беды, предотвратили в своей жизни то, с чем столкнулись мы. А наша книга могла бы стать настольной в каждой семье.

Не могу умолчать и о том, что в моей судьбе стало одним из главных вех жизненного испытания. Три года назад мы не знали о Почаевском монастыре — этом святом месте, где совершенно случайно оказались с мужем (сейчас я твердо знаю, что это было мне послано свыше). Не могу забыть ту зимнюю ночь в Троицком соборе и первую пятичасовую службу, которую я простояла с судорогами в ногах, молясь и рыдая о сыне. Наверное, именно эта служба стала моим вторым «крещением», во время которого я почувствовала живую и теплую связь с Богом!

Мы провели в Лавре два незабываемых дня, наполненных прикосновением к великим святыням. Мою душу наполняли чувства тепла, радости и света, мы познакомились с монахами и настоятелем обители, архиепископом Владимиром, этим необыкновенным человеком. Постепенно это общение переросло в искреннюю дружбу. Открыв для себя одну их величайших святынь родной Церкви, мы стали поддерживать отношения с Лаврой, привозить сюда ребят из Центра, друзей, знакомых, родных. Путь к вере тернист, и не всем сразу удается открыть свое сердце Добру и Истине. Но общение с насельниками Почаевской обители помогло многим людям, которые приходили сюда с верой и надеждой.

Мой сын поначалу не разделял с нами эти чувства, но все-таки, по моему настоянию побывав вместе с ребятами в монастыре, спустя какое-то время, захотел вернуться туда с ними, но уже без меня.

Сегодня дружба Центра «Выбор» с монастырем крепнет. Многих ребят в Центре заинтересовали жизнь и труд людей, которые решили посвятить свою жизнь Богу и проводят дни в молитвах о нас, грешных. А пастыри Почаевской Лавры по достоинству оценили труд сотрудников «Выбора», которые лечат заблудшие души и возвращают их к жизни.

Я поняла, что на пути веры, как и на пути излечения, нельзя останавливаться. Мы с мужем поддерживаем по мере сил святую Почаевскую обитель. А еще нашей семье выпала честь восстанавливать Храм Успения Божьей Матери в нашем поселке. Сейчас на месте временной деревянной церквушки стоит новый с золотыми куполами белокаменный храм, его построили на старом фундаменте — единственном, что сохранилось с конца восемнадцатого века. Я стала прихожанкой, председателем попечительского совета этого храма. В воскресные и праздничные дни всегда стараюсь быть на службе. Пост, покаяние, исповедь и причастие стали неотъемлемой частью моей жизни. У меня растет внук, ему уже четыре года, и мне хочется сделать свою любовь к нему разумной. Это свое маленькое «солнышко» я, как могу, в меру своего разумения, приобщаю к вере: стараюсь прививать ему любовь к Богу, учу молиться и причащаться. Очень хотелось бы вырастить его добрым, светлым, сильным, богопослушным человеком. Ведь сама я давно поняла: с верой в Бога легче жить и творить, не зря сказано: «По вере вашей да будет вам!»

Мне кажется, я поняла, какой должна быть настоящая живая вера, и хочу сказать всем: во всем полагайтесь на Бога, на Его любовь и милость, но не забывайте, что думать, трудиться и совершать правильные поступки мы должны сами!

Никогда не теряйте надежды и терпения. Стучите — это последний ключ, открывающий двери к Богу!

Обсудить на форуме