Не придуманные истории Наркоманов — История Тамары Ивановны

narcolikvidator istorii narkomanov tamara ivan 300x225 Не придуманные истории Наркоманов    История  Тамары Ивановны«ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ, НАДО СТАТЬ МАЛЕНЬКОЙ ЖЕНЩИНОЙ»

Тамара Ивановна

Как-то моя старшая дочь заметила: «Ты в детстве передала Валика мне». К сожалению, это правда. В нашей семье было двое детей, муж часто и подолгу отсутствовал по делам, мне приходилось много работать. А когда тяжело заболела свекровь, мы с мужем переехали к ней. Дети-подростки остались жить в нашей квартире. Они вместе ходили в школу, дочь ухаживала за младшим братом, кормила, стирала, проверяла уроки. Ответственность за Валика лежала на ней. И она старалась, практически все делала за брата. Он ел, учился, переодевался под ее контролем. И рос, как я сейчас понимаю, потребителем.

Удивительно, но при такой всеобъемлющей заботе Валик часто оставался предоставленным самому себе в часы досуга и обычно пропадал в это время на улице. Мы с мужем занимались делами, а дети росли сами по себе. Недостаток внимания компенсировался баловством, когда детям позволялось все: вождение машины в 14 лет,  самостоятельный отдых на море. Вопросы с успеваемостью Валика в школе тоже решала я. При этом мы долго не замечали происходящих в нем перемен. Даже когда знакомые говорили, что он принимает наркотики, мы не верили: сын работал, не пил, не курил. Такое поведение надо было поощрить, и на шестнадцатилетие мы подарили ему машину…

Когда правда выплыла наружу, муж прибег к строгим мерам: отнял и продал машину, стал более требовательным к Валентину. Я упрекала его: «Такое впечатление, что это не твой сын!» И потихоньку нарушала запреты мужа: утаивала от него проступки Валика, давала деньги.

Когда Валик женился, ему купили отдельную квартиру. Я продолжала тайком делать то, что запрещал муж: возила ему сумки с продуктами, убирала квартиру. Он пользовался мной — и кололся. Мы перепробовали все клиники, какие были в Киеве и Москве. Все было безрезультатно. Муж говорил: «Это теперь твой крест. Не хочешь слушаться — неси его!»

Надежды, что, женившись, Валик образумится, не оправдались. Жена покупала ему шприцы, он эксплуатировал ее. Брак распался. Вскоре в квартире сына все было продано: мебель, одежда, даже краны — воду набрать можно было только через шланг туалетного бачка. Спал он на полу.

Муж говорил: «Продал — пусть живет с тем, что есть». Я снова не слушала, покупала новые вещи. Валик брал взаймы у соседей, потом стал вытаскивать деньги из наших кошельков. Я переселилась к сыну, чтобы видеть, что происходит, и хоть как-то контролировать ситуацию. Вела хозяйство на два дома, приходилось успевать и тут, и там. Муж возмущался: «Что ты делаешь? У тебя сыночек вместо мужа!» Но я боялась оставить Валика: он катился в пропасть.

Я помню бесконечные звонки, толпы пацанов, которые били нам окна, стучали в двери, однажды нас подожгли, горел подъезд и наш коридор. У меня случился сердечный приступ, я потеряла сознание, но вызвать скорую помощь не решилась. Мне было стыдно, что я — уважаемый, известный в городе человек — живу в такой квартире, сплю на полу и медленно умираю вместе со своим сыном. Сил больше не было, и я пошла за советом к участковому. Он посоветовал продать квартиру.

Лишившись поддержки домашних, Валик стал воровать на улице. Его ловила милиция, вызывала меня, и я улаживала вопрос. Однажды сына взяли с поличным с ворованными автомобильными колпаками. Меня вызвали в отделение ночью. Я не стала его выкупать, как раньше, поняла, что результата не будет и на этот раз. В милиции удивлялись: «Мы такой мамы еще не видели!» А я понимала, что тюрьма — единственное место, где сын перестанет колоться. Он тогда находился в страшном состоянии: постоянно врал и искал наркотики, а руки уже гнили от инъекций.

Я была рада, что Валика посадили. Но и тюрьма была для него не тюрьмой, а «тюрьмочкой». Мы выполняли его капризы по принципу: «Все, кроме наркотиков». Носили еду, сигареты, кофе.

Валик укололся уже в первый день на свободе. Я понимала, что у него отсутствуют элементарные чувства: любовь, уважение, что он перестал быть человеком, стал механизмом. Он перечеркивал все, что я делала: знал, как обвести меня вокруг пальца — целовал, называл «мамочкой».

Не знаю, не могу объяснить, почему я позволяла ему все. К дочери у меня было другое отношение, были требования: «Ты должна быть хозяйкой. Помогать. Учиться. Заботиться…» Она окончила университет, потом — академию и ни разу не обратилась с просьбой о помощи — все делала сама. Зато в отношении Валика все решали мы. Даже учился он не потому, что хотел, а потому, что это нравилось маме…

Мы пытались лечить Валика в самых разных клиниках. Из «Марииной школы» его выгнали. В «АВС» нарколог сказал, что не может помочь, что мы должны готовиться к смерти сына. Я вышла в таком отчаянии! Даже Валик плакал. Я говорила: «Нет, такого не может быть! Я не допущу!» Но когда пришли домой, Валик снова сбежал. И тогда со мной что-то случилось, какой-то надлом. Когда он вернулся, я не впустила его домой. И на работе велела не пускать, не давать денег. Я собрала своих сотрудников и все им рассказала. Прежде боялась осуждения, а потом решила: лучше скажу все, чтобы не было сплетен и кулуарных разговоров. Валик остался на улице.

Недели полторы он болтался, потом пришел — оборванный, грязный: «Я больше не могу!» И мы поехали в Полтаву.

На первой консультации познакомились с Кариной. Рассказывая ей историю нашей жизни, я заявила: «У меня есть своя концепция борьбы с наркотиками!» Она выслушала меня, «умную», и я должна признаться, что такого участия я не встречала еще никогда. Впервые мне было легко говорить о самом больном. Мы остались на групповое родительское занятие. Там меня буквально переклинило. Я вдруг поняла, что делала все абсолютно неправильно,  что муж был совершенно прав, требуя, чтобы я перестала опекать сына. Ехала домой — рыдала.

За девять лет жизни с наркоманом мы пережили все ужасы ада. Чего стоит только сознание того, что твой сын обречен, что он — не жилец, что его удел — смерть или тюрьма!

В Центре для меня начались уроки новой жизни. На первой группе я заявила, что воспитывала детей одинаково, наказывала, не разбираясь. Карина сказала: «Вы не правы. Подумайте». Я вынуждена была согласиться, что всегда предъявляла одни требования к дочери, и совсем другие — к сыну. Я начала анализировать свои поступки. И поняла, что до этого жила одной целью: накормить, одеть, дать крышу над головой, чтобы не умер, чтобы спасти! Мы снимали сыну ломки, нанимали медсестер, ставили капельницы, устраивали в религиозные организации, а спасение было совсем в другом: научить его отвечать за свои поступки.

Первые три месяца я ездила в Полтаву трижды в неделю. Я — руководитель трех предприятий — не могу сказать, что забросила работу, но буквально жила в поезде и автобусе. С поезда шла на работу, а вечером садилась в автобус и снова ехала в Полтаву. Я поверила в то, что еще можно все изменить. Другие же справились. Как это я не справлюсь?

Все, что говорилось на группах, я впитывала в себя, как губка. Слушала других родителей, училась анализировать свои поступки, исправлять ошибки. Это была совсем другая жизнь, новый путь развития.

Сначала я еще не могла понять, что сын постоянно провоцирует меня мелкими просьбами: дай то, привези это. Не сразу я осознала, что совершенно не важно, что именно ты «даешь» — автомобиль или шоколадку, важен сам факт «дачи». Мне надо было учиться скрупулезно следовать новым правилам жизни. И какое счастье, что рядом были Леонид Александрович и Карина, которые помогали понять и принять эти правила. Недолгое общение с ними после группы играло в моей жизни колоссальную роль. Я получала ответы на все вопросы. Правда, поначалу я чисто по-женски позволяла себе сомневаться, когда Леонид Александрович слишком категорично высказывался. Но со временем я всегда убеждалась в том, что он прав. Я стала доверять ему как лучшему другу, прислушиваться к каждому его слову. Он и Карина стали для меня близкими, родными, дорогими людьми. Как часто я говорила: «Господи! Спасибо Тебе, что они есть! Пусть они будут всегда!»

Я перестала жить вместо сына, диктовать ему жизнь. Прошло больше года, прежде чем я научилась хорошо различать, какие мои действия направлены на пользу, а какие — нет. Когда Валик остановился в развитии, я сама отвезла его в психиатрическую клинику — в «дурдом»! Зажимала сердце в кулак, чуть не умирая, и везла! Я понимала, что если боюсь за его жизнь, надо действовать! И ни в коем случае не принимать его наркоманских проявлений! Помню, даже муж и дочь удивлялись, как я могла так поступить! А я поняла: если я смогла сделать это, я смогу все!

В Центре я научилась понимать, что мои дети имеют право на собственное мнение, на собственную жизнь, что они должны самостоятельно строить свои отношения с отцом, друг с другом, со всем миром! Сейчас я не вмешиваюсь в их отношения, не делаю замечаний. Я поняла, что раньше была эгоисткой, думала, что только я одна все вижу и понимаю правильно. Я так горжусь, что поняла и смогла изменить это!

Если хочешь быть счастливой, надо стать маленькой женщиной. Перестать учить, командовать, распоряжаться. И тогда ты увидишь, как твои близкие сами решают свои проблемы. Сейчас моя дочь говорит, что, наконец, стала видеть в Валике родного человека, брата, а раньше он был для нее просто обузой, уродом, который мешал жить. Я предоставила сыну самому строить отношения с отцом. Однажды я усадила их за стол и сказала: «Мальчики, я начала менять себя. Нравится вам это или не нравится, но я устала. Вы взрослые, решайте все сами. Я могу только высказать свое мнение, если оно вам интересно». Сын почувствовал, что я ставлю его на одну доску с отцом — и изменился.  Но для этого потребовался год кропотливой работы.

Зато сейчас Валик такой, каким и должен быть настоящий мужчина. Я чувствую, что он уважает меня. Раньше — просил, теперь предлагает, старается сделать приятное, угадать мои желания. Он экономит на своих тратах, чтобы купить к моему приезду мой любимый кофе. Он стал предупредительным, и я вижу, что это искренне.

Я думаю, что он стал таким, потому что я изменилась. Я больше не контролирую его, не прошу отца сделать что-то за него. Если сын хочет приехать домой — он сам покупает билеты и приезжает. А ведь еще недавно я проверяла, взял ли он паспорт, уложил ли вещи…

Я думаю, что «безграничная» любовь матерей к сыновьям — безответственна. Нельзя забывать о том, что твой мальчик должен в будущем стать чьим-то мужем, отцом, ответственной и целеустремленной личностью. Наверное, к сыну нужно относиться, как к зятю, все время задаваясь вопросом: хотели бы вы, чтобы ваша дочь имела такого мужа?

Женщина всегда должна оставаться женщиной. Сейчас трудное время, когда зарабатывает тот, кто может. Но даже деньги, приносимые в бюджет семьи, не дают женщине права занимать место главы — место мужа. К сожалению, часто, если мужчина зарабатывает меньше женщины, он начинает комплексовать, и жена берет бразды правления в свои руки. А сын не видит, в чем состоит роль мужчины в семье, часто он даже не понимает, что значит ценить и уважать свою мать.

На группах мне приходилось слышать, как один пациент называл маму «дурой», а другой — «лошицей». А мама возмущалась, почему сын говорит одно, а делает другое, не понимая, что сама поступает точно также, грозя сыну страшными карами на словах, и потакая ему во всем на деле! Это огромный труд — переделать себя. Но именно в этом — залог настоящего счастья.

Обсудить на форуме

Похожие Материалы:

  1. Не придуманные истории Наркоманов — История Тамилы Ивановны
  2. Не придуманные истории Наркоманов — История Лидии Ивановны
  3. Не придуманные истории Наркоманов — История Ирины
  4. Не придуманные истории Наркоманов — История Максима
  5. Не придуманные истории Наркоманов — История Людмилы Николаевны

Tags: , , , ,

 

Оставить отзыв





 

 
Яндекс.Метрика